Коронаскептики или «коронапофигисты»? Как в России относятся к эпидемии COVID-19

В России очень велика доля коронаскептиков — тех, кто сомневается в серьезности этого заболевания или в необходимости правительственных мер по борьбе с ним. Во время первой волны пандемии доля таких людей в России составляла 38% — это превосходит показатели крупных европейских и азиатских стран в два и более раза. К таким выводам пришли сотрудники Лаборатории сравнительных социальных исследований ВШЭ. Каков протрет типичного российского коронаскептика? Об этом мы беседуем с одним из авторов исследования, заведующим лабораторией ЛССИ НИУ ВШЭ Борисом Соколовым.

В России очень велика доля коронаскептиков — тех, кто сомневается в серьезности этого заболевания или в необходимости правительственных мер по борьбе с ним. Во время первой волны пандемии доля таких людей в России составляла 38% — это превосходит показатели крупных европейских и азиатских стран в два и более раза. REUTERS - MAXIM SHEMETOV

RFI: Лаборатория сравнительных социальных исследований НИУ ВШЭ проанализировала ключевые социальные и политические последствия первой волны пандемии коронавируса в России и сопоставила наиболее интересные данные с тем, что наблюдалось в других странах мира (в международном проекте «Динамика ценностей и установок в период пандемии» приняло участие 16 стран). Лаборатория составила некий «портрет российского коронаскптика» той первой волны. Ваши исследования продолжаются?

Борис Соколов: Да, это так. У нас есть данные в эпоху второй волны, в мае-начале июня этого года, и мы планируем проанализировать третью в ноябре.

Каков портрет типичного российского коронаскептика, чем он отличается от других стран, и насколько последняя волна эпидемии CОVID-19, которая оказалась еще более суровой в России, чем предыдущие, может быть, изменила взгляд россиян на коронавирус? Каков для вас типичный российский коронаскептик?

С наибольшей уверенностью я могу говорить о типичном коронаскептике для июня 2020 года. Это человек, который в первую очередь характеризуется повышенным недоверием к существующему социально-политическому порядку: власть, эпидемиологическая политика, в меньшей степени – другие люди. Как раз другим людям коронаскептики доверяют так же, как и не скептики. Еще один важный показатель – это отношение к СМИ. Коронаскептики гораздо больше доверяют социальным сетям, чем каким-то традиционным медиа, наподобие газет или телевизору. В плане социально-демографических характеристик, там было больше мужчин, больше лиц трудоспособного возраста, больше лиц, у которых низкий уровень образования, но это вполне предсказуемо.

Еще были интересные различия в плане ценностных профилей. Есть такая очень влиятельная концепция базовых или личностных ценностей Шалома Шварца*. Так вот, вопреки ожиданиям, коронаскептики оказались людьми, которые в меньшей степени склонны к консерватизму, к регидному мышлению, к «почвенничеству», если хотите. Наоборот, это люди, которые открыты к изменениям, ищут новый опыт, и в принципе, не очень верят авторитетам.

В связи с этим у меня много вопросов. Французские коронаскептики – это тоже люди, которые не доверяют институтам власти. Но с другой стороны, у французов большое доверие к системе здравоохранения, чего в России ваш опрос как раз не показал. Почему Россия – это страна, которая соотносит органы власти (которые вводят локдауны, с которым, естественно, большинство населения не согласно), и в то же время так же не доверяет врачам, медицинским учреждениям?

Я не работал с французскими данными, поэтому здесь я могу только спекулировать. Но мне кажется, что в России здравоохранение все-таки хуже, чем во Франции. И большинство людей, которые живут в нашей стране, это понимают. И плюс, у нас не такой демократичный режим как во Франции. Возможно, люди не привыкли к разделению властей. И когда они думают о государстве, они не склонны разделять систему здравоохранения, как один из элементов государственной системы, от других элементов этой системы – правительство, традиционные СМИ типа «Первого канала», и тому подобного. Они все это воспринимают как часть одной большой системы и всему не верят сразу.

Можно ли сказать, что коронаскептики – это те, кто не верят в существование COVID-19, или это более широкое понятие?

Коронаскптики – это более широкое понятие. Те, кто отрицает само существование ковида – это так называемые корона- или ковид-диссиденты. У нас недостаточно данных для того, чтобы различать в нашем опросе первых и вторых, поэтому я предпочитаю говорить о коронаскептиках. Это не обязательно те, кто совершенно не верит в болезнь, они могут просто ее недооценивать, считать недостаточно опасной, заслуживающей внимания и тем более таких ограничений, которые из-за нее вводятся.

В связи с этим, в вашем исследовании есть такой термин как «ковидная тревожность». Когда вы делали исследование первой волны коронавируса, уровень ковидной тревожности был довольно низкий по сравнению с тревожностью за свое будущее в финансовом и экономическом плане. Сейчас изменилась эта ситуация на фоне того, что в России растет число и заболеваний коронавирусом, и смертность?

Я не могу на основании наших данных говорить о том, что происходит прямо сейчас, но в целом, в начале лета этого года уровень тревожности, и той, и другой (опасения заболеть самому, или что кто-то из близких заболеет, и опасения столкнуться с экономическими трудностями), оно было на достаточно высоком уровне: по четырехбалльной системе – на «троечку».

С другой стороны, если посмотреть на показатели российских поллстеров, то тревожность «скачет». Летом уровень был достаточно низкий. Осенью цифры снова пошли вверх. Это показывают опросы и Левада-центра, и ФОМ (Фонда общественного мнения). Я думаю, что тут есть некоторая зависимость от того, насколько «горячей» является тема коронавируса в телевизоре. Но если мы посмотрим на более широкую дистанцию, например, с начала пандемии, то я бы сказал, что эти показатели остаются примерно на одном и том же уровне.

И в то же время, можно наблюдать, что люди в России не носят маски в магазинах, в общественных местах, плохо соблюдают меры социального дистанцирования. Как это связано с ковидной тревожностью?

Тревожатся то не все. Тревожность – это средний показатель, который отражается в социологических опросах. Те, кто не тревожится, они и не носят; те, кто тревожатся – носят. Я видел очень интересный график на сайте Левада-центра. Там три показателя: доля людей, которые сделали прививку, доля людей, которые готовы сделать прививку и доля людей, которые не готовы сделать прививку. И за последний год и даже больше, первые два из этих показателей – они обратны друг другу: чем больше сделавших прививку, тем меньше готовых сделать прививку. А те, кто не готовы делать прививку – этот показатель остается более-менее стабильным, чуть выше 50%. И изменения первых двух показателей на него никак не влияют.

Можно сказать, что общество в некотором смысле расколото. Есть те, кто готовы что-то предпринимать, вносить свой личный вклад в коллективную борьбу с пандемией. Есть те, кто по каким-то причинам не готовы этого делать и соответственно, у них, наверное, нет существенных негативных стимулов типа штрафов или какого-то другого принуждения со стороны государства, чтобы заставить их вести себя эпидемиологически правильным образом.

И какой это примерно процент людей?

Ну я бы сказал, основываясь на данных опросов, и на основании собственных наблюдений, что это не меньше половины населения.

Я хотела поговорить про один парадокс: коронаскептики, как вы говорили, – это люди более открытие к информации извне, которые читают или смотрят не только официальные СМИ. Как это соотносится с тем, что есть много научных публикаций про COVID-19, про то, что он действительно существует, про лекарства, которые разрабатываются…

Ну в интернете же не только научные статьи публикуют. Там публикуют много чего. И надо делать поправку на то, что когнитивный уровень ковид-скептиков в среднем ниже, чем когнитивный уровень тех, кто верит в заболевание. У них ниже уровень образования, у них больше недоверия мейнстриму, а наука – это тоже мейнстрим. Далеко не все из этой группы способны к освоению научной информации, которая подается в достаточно сложном виде. И чтобы разобраться, отличить какие-то реально влиятельные публикации от наукообразной мистификации, может просто не хватить образования, чтобы справиться с этой задачей.

Плюс у них изначально есть предубеждение, и они совершают типичную когнитивную ошибку – они отбирают ту информацию, которая подтверждает их мнение, и склонны отвергать то, что противоречит их позиции. Так как в интернете можно найти и то, и другое, при этом в интернете научной информации, я думаю, меньше, чем анти- или псевдо-научной, поэтому они находят себе топливо, которое подкрепляет их заблуждения. Еще один важный момент: научная информация противоречива, ученые зачастую ошибаются. Но люди, которые не знакомы с тем, как работает наука, они склонны интерпретировать ошибки как свидетельства заговора или некомпетентности. И это тоже льет воду на мельницу коронаскептицизма.

Как отрицание коронавируса или коронаскептицизм вообще и нежелание прививаться связаны с нежеланием менять свой привычный образ жизни? Люди хотят жить так, как им нравится, несмотря на то, что кто-то и где-то говорит про ковид. Насколько антипрививочники и коронаскептики себя осознают таковыми? Другими словами, можно ли сказать, что российские коронаскептики – это скорее «коронапофигисты»? То ест они могут, в принципе, признать, что вирус существует, но они надеются на «авось», думая, что вирус их не затронет?

Я думаю, что такие мотивы у многих наших сограждан присутствуют, но количественно оценить долю таких людей я, наверное, не возьмусь. Есть и принципиальные коронадиссиденты, есть и те, кому просто лень. Но сколько одних, и сколько других, пока понять тяжело. Я могу сказать, что доля коронаскептиков остается достаточной устойчивой. В наших данным мы видим, что во второй волне корнаскептиков стало меньше, но снижение было с 38% до 32%. И самое «забавное»: коронаскептики есть даже среди тех, у кого родные умерли от ковида, то есть, видимо, этих людей ничего не прошибает. Безусловно, есть какое-то ядро достаточно плотное.

Опять-таки, если смотреть на теории заговора в России, или на какие-то антимедицинские движения – в России есть большая история СПИД-диссидентства, есть и другие диссидентские медицинские теории (но может быть они просто не так заметны), теорий заговора у нас тоже полно. Я не могу сравнить с Францией – больше или меньше у нас таких людей, но это какая-то заметная часть российского населения.

Которая более-менее осознанно к этому подходит…

Не то, чтобы осознанно, а убежденно.

Связан ли коронаскептицизм россиян с политикой государства, с уровнем демократии в государстве, с уровнем распространения информации, цензурой в стране? Это, кажется, был один из выводов вашего исследования.

Не совсем так. Тот вывод, который мы сделали, он связывает долю вакцинированных и уровень демократичности режима. При том, что демократия – это не самый сильный фактор, влияющий на долю вакцинированных. И тут можно придумать разные объяснения, разные механизмы, связывающие эти две вещи – демократию и вакцинацию. Может быть, просто при демократии более эффективное государственное управление (по крайней мере, по странам, которые попали в нашу выборку). И за счет этого они добиваются эффективности в плане вакцинации, а не потому, что там меньше коронаскептиков. С другой стороны, наши данные все-таки показывают, что коронаскептиков больше в России и других постсоветских государствах. Возможно, это просто наследие советской эпохи с ее тотальным недоверием, с ее тотальным скрытием информации. Я бы не стал в первую очередь увязывать это с политическим режимом нынешним, скорее, это какое-то историческое наследие.

*  Тест ценностей Шварца (Ценностный опросник Шварца) применяется для исследования динамики изменения ценностей как в группах (культурах) в связи с изменениями в обществе, так и для личности в связи с ее жизненными проблемами. Под ценностями Шалом Шварц подразумевал «познанные» потребности, непосредственно зависящие от культуры, среды и менталитета конкретного общества. В основе опросника Шварца лежит теория, согласно которой все ценности делятся на социальные и индивидуальные. См. https://scholarworks.gvsu.edu/orpc/vol2/iss1/11/