Третий гражданин СССР — лауреат Нобелевской премии мира

Филолог Гасан Гусейнов посвятил свою воскресную колонку реакциям (порой — неожиданным) на присуждение Нобелевской премии мира главному редактору «Новой газеты» Дмитрию Муратову.

Лауреаты Нобелевской премии мира: Дмитрий Муратов (2021) и Михаил Горбачев (1990) (архивное фото) AP - Alexander Zemlianichenko

Сразу скажу, я имею право написать эти слова без всякой иронии, потому что еще четверть века назад специально для сведения Института мира в Осло написал статью, в которой сравнивал отношение к двум первым советским лауреатам этой самой премии — Андрею Дмитриевичу Сахарову (1975) и Михаилу Сергеевичу Горбачеву (1990).

В Осло проходила международная конференция, участники которой делились своими знаниями или представлениями о том, как в их странах в разное время относились к лауреатам премии мира. Самое занятное в том и состояло, что у себя на родине нигде, — по крайней мере, так мне запомнилось, — этих лауреатов особенно не жаловали — ни, например, в Веймарской Германии, ни у нас в СССР. Дело было в 1994 году, и обладающее беспримерной памятью население бывшего СССР успело забыть, что это М. С. Горбачев вывел советские войска из Афганистана, в буквальном смысле слова подарив жизнь молодым мужчинам и женщинам, которые могли бы там погибнуть и поубивать еще больше афганцев. О Сахарове я и не говорю. В восприятии бывших советских, власть дала ему все — мог бы жить, как витязь, пользуясь пайком и спецмашинами, трижды герой соцтруда, академик! Так нет же, полез в политику и права человека, потерял здоровье и жизнь. Но, как сказал за своих сограждан поэт Владимир Соколов, «и не надо мне прав человека, я давно уже не человек».

Нет-нет, человек, конечно. Это поэтическое преувеличение.

Но только особенный такой человек — то, что называется бесхребетный, власть почитающий превыше себя самого, а государственную машину — вполне бездушную сущность, кстати говоря, — превыше своей семьи, своих близких, своих друзей, а тем более — каких-то неизвестных соотечественников, которые, шут их знает, может, и враги в душе.

Эта особенность выведенного за три поколения советского человека, вернее, нет, не так, выеденного за три поколения государственной пропагандой до сухого и жестокого остатка, эта особенность — мгновенно увидеть чужого в своем же ближнем, она осталась и с нашим постсоветским человеком, который сейчас разминает члены, озабоченно морща лобик по двум ключевым вопросам. Как он уже это делал по случаю двух первых советских решений Нобелевского комитета.

Первый вопрос — о заслугах. Бывший советский человек точно знает, кто более достоин Нобелевской премии мира: «Он ведь эту премию учредил, выделил на нее из бюджета свои кровные деньги, как же ему теперь не высказаться-то? Обязательно надо. Как вообще посмели эти норвежцы его не спросить, вот загадка. Давайте назовем их норвегами, чтобы им еще обиднее стало. Как они посмели дать свою знаменитую премию нашему гражданину, не спросив у нас, а что мы-то все о нем думаем, о журналюшке ентом. Об одном из многих. И ведь как ловко устроился. В его же редакции сколько народу поубивали. А премию — ему? Да она его больше пятнает, чем красит теперь. Ему ж перед нами теперь никак не отмыться, Муратову этому. А сам-то небось недоволен, что еще и с филиппинкой какой-то делиться придется. Умора».

Это отношение так замечательно совпало с тем, 1990-х годов, что без помощи филиппинской журналистки и лауреатки Марии Ресса даже и не разобраться. Тем более, что я не назвал второй вопрос, ответ на который, конечно, знают все наши бывшие советские граждане.

Итак, второй вопрос о достоинстве. Кто на самом деле достоин главной премии мира? Ясное дело, кандидатов много. Да ведь даже и самого президента России, говорят, регулярно выдвигают на эту премию его верные личарды. Конечно, россиянам трудновато тут состязаться с Нобелевским комитетом в Осло, потому что россияне и у себя-то дома муниципального депутата по-честному выбрать не могут, а тут — вон чего, миллион долларов на кону. Невподым, как говорил Солженицын, россиянину такой выбор. Я вот не знаю, выдвигали ли простые филиппинцы своего Дутерте на Нобелевскую премию мира.

Возможно, именно держа перед глазами две фамилии новых лауреатов премии мира, совграждане первой и второй очереди с нашей стороны, а филиппинцы, стало быть, со стороны их солнечного архипелага, могли бы поглядеть в глаза друг другу как в зеркальца. Что бы эти зеркальца нам сказали?

Может быть, вот что. Во главе ваших государств, сказали бы зеркальца, стоят лица, объявившие войну части своего населения. Своей охране (довольно многочисленной, кстати сказать) они предложили бессудно и без последствий убивать тех, на кого укажут. Один в свое время предложил «мочить в сортире» тех, кого объявят террористами, — причем без суда и следствия, — а другой — тех, кого объявят торговцами наркотиков, и тоже — объявят сами исполнители приговоров.

Сперва неосторожные филиппинцы и россияне всколыхнулись было в массовом одобрямсе, но потом этот метод борьбы с политическими противниками пришелся по вкусу начальству все более низких уровней. И теперь, говорят, и самим первым лицам приходится трястись от страха, а не объявят ли их самих какими-нибудь не такими, как хотелось бы новым претендентам на престол. Народец-то безмолвствует. Почему же не быть престолу? Почему бы не найтись и еще более тихим, и даже более гнусным претендентам на этот престол? Ведь все делается политтехнологически, в рамках спецоперации? Если все схвачено, а?

Так что ошибается тот, кто думает, что, мол, Нобелевский комитет послал сигнал Москве и Маниле. Нет, это послание в Воронеж и Владивосток, на далекие острова в Юго-Восточной Азии, да и просто любому человеку, который задает себе вопрос, в каком мире он хотел бы жить.

Почему же именно критически настроенным журналистам такая честь?

И почему, если эти журналисты и борцы за мир такие крутые, они не только не в тюрьме, но и время от времени ведут какие-то переговоры с властями? Ведь сидят же в тюрьмах и лагерях другие, в том числе и такие, кого пытались убить! Все верно, как и то, что есть и длинный список убитых журналистов той самой газеты, главного редактора которой наградили как бы и в память о них. Чтит он ее, эту память? Пожалуй, чтит. Поддерживает темы, за изучение которых убивали его сотрудников? Пожалуй, поддерживает.

«А не стоит ли за вручением Нобелевской премии мира филиппинофобия? Которая идет рука об руку с русофобией мутной. Как они могли поставить на одну доску нашего, русского человека, и какую-то никому не известную журналистку из этой самой Индонезии…»

В общем, как ни крути, а хорошо, что эдак крутануло и перекосило, поплющило и поколбасило наших самолюбивых бывших советских граждан. Полезно посмотреть на себя со стороны.

Потому что в Норвегии ведь не виноваты, что их премия вызывает такой выброс из органов внутренней секреции у задетых граждан других стран. Люди из нобелевского комитета просто решают, кто, с их точки зрения, долго и упорно бьет в одну точку, мешая людям войны одержать окончательную победу над людьми мира. Филиппинцам и россиянам их правительства уже изрядно сократили и пространство мирной жизни, и пространство достоверной информации, и пространство для политических споров. Люди боятся выходить на улицы, отстаивая свои права, а большинство и знать ничего не хочет об этих правах. Но о существовании Нобелевской премии мира знают почти все. Им-то и передают свой сигнал миротворцы из Осло: не бойтесь вы так, смотрите, есть ведь и в ваших странах нормальные достойные люди, берите пример с них, а не с бенефициаров политической клоаки, в которую вы отчасти сами себя загнали.