Новый законопроект РФ оставит «детей ГУЛАГа» в ссылке
Детям репрессированных в годы государственного террора — в наши дни уже за восемьдесят. Через полвека после начала реабилитационных процессов права этих людей продолжают нарушаться. Большинству так и не удалось вернуться на прежнее место жительства, где были арестованы их родители. Конституционный суд РФ постановил, что в «Закон о реабилитации» должны быть внесены поправки. Но прошедший в первом чтении правительственный законопроект так ничего и не изменил.
Опубликовано:
«Весной 1937 года маму, меня и старшего брата вызвали в милицию, отобрали паспорта и сообщили, что нас как членов семьи изменника родине высылают из Москвы в Сибирь навсегда».
Эти слова филолога и переводчика Евгении Таратуты описывают жизнь сотен тысяч советских людей, чьи близкие стали жертвами ГУЛАГа. Но сталинские репрессии — не ушедшее в историю прошлое, а реальная жизнь наших современников. Их права продолжают нарушаться, в частности, право вернуться на прежнее место жительства. Законодательная база для возмещения ущерба существует, но механизмы ее применения таковы, что до достижения столетнего возраста пострадавшие вряд ли смогут вернуться в места своего детства.
«При аресте семью репрессированного переселяли или высылали из города, — рассказывает председатель правления НКО Международный «Мемориал» Ян Рачинский. — Согласно справке учета опечатанных комнат и дач за 1937-1938 гг., в годы Большого террора в Москве было опечатано 10 857 комнат. Изъятое жилье передавали другим владельцам, часто отделам НКВД. Изъятые крестьянские дома использовались как помещения для почты или сельского клуба. Взамен реабилитированные могли претендовать на компенсацию в 10 тыс. рублей».
О том, как выселяли из квартир буквально на улицы, рассказывают все воспоминания детей репрессированных и самих жертв ГУЛАГа, от Елены Боннер («Дочки-матери») и Евгении Гинзбург («Крутой маршрут») до недавно вышедшей книги «Сахарный ребенок» Ольги Громовой.
От реабилитации до реализации прав
Массовая юридическая реабилитация началась в СССР после смерти Сталина. Компании по реабилитации и меры по возмещению ущерба, конечно, не могли вернуть людям их погибших родственников. Но они и не возместили другие потери, — многие так и не смогли вернуться в те места, где жили до ареста близких.
Российский закон о реабилитации 1991 года, как и международное законодательство, своей Статьей 13 признает детей и семьи реабилитированных жертвами, имеющими право на возмещение ущерба:
«Признается право реабилитированных лиц, утративших жилые помещения в связи с репрессиями, возвращаться для проживания в те местности и населенные пункты, где они проживали до применения к ним репрессий. […] Это право распространяется также на членов их семей и других родственников, проживавших совместно с репрессированными лицами до применения к ним репрессий, а также на детей, родившихся в местах лишения свободы, в ссылке, высылке, на спецпоселении. […]»
Однако в 2005 году статья была изменена. Репрессированные и их семьи могли отныне претендовать на возвращение только «в порядке, предусмотренном законодательством субъектов Российской Федерации», а не общим федеральным законом.
«Раньше ответственность за возмещение ущерба лежала на федеральных органах. Это логично, — говорит в интервью Русской службе RFI Ян Рачинский, — ведь государство и проводило террор». Теперь возмещать ущерб обязаны субъекты РФ. «У каждого субъекта свой порядок, — поясняет RFI глава юридического отдела ПЦ«Мемориал» Марина Агальцова, — у некоторых регионов он вообще не установлен, другие могут отказывать репрессированным в постановке в очередь на жилищный учет».
Кроме того, у детей репрессированных нет приоритета в получении жилья. Они вынуждены становиться в общую очередь. В Москве, — рассказывают эксперты, — чтобы получить жилье, надо сначала прожить десять лет, а сама очередь движется еще 25 лет. «Детям репрессированных сейчас больше восьмидесяти, это значит, что жилье они получат к ста шести годам, в лучшем случае, — говорит Агальцова. — Государство реабилитировало людей, то есть признало, что они были репрессированы несправедливо. В общей очереди стоят те, кто основывает свою просьбу на социальных обязательствах государства, а здесь государство нанесло вред, который обязано исправить, это другая ситуация».
Альтернативный проект
Права детей репрессированных отстаивают НКО Институт права и публичной политики и Международный «Мемориал». После обращений к депутатам и членам правительства они обратились в Конституционный суд, единственную инстанцию, способную изменить статью 13. В суде права трех женщин — Елизаветы Михайловой, Алисы Мейсснер и Евгении Шашевой —защищал руководитель судебной практики Института права и публичной политики Григорий Вайпан. «Дети репрессированных продолжают жить в ссылке», — говорит Вайпан. Истории жертв опубликованы на сайте проекта НКО «Право вернуться домой». Проект — это инструкция, объясняющая права и механизмы, которыми можно воспользоваться в настоящее время.
Алиса Мейсснер родилась в 1950-м году в спецпоселении Ожмегово (Верхнекамский район Кировской области). В 1941 году семью ее матери Анны выслали из Москвы в Карагандинскую область, а затем перевели в Ожмегово. Алиса была лишена возможности получить образование, работала на лесоповале. В 1991 году она смогла добиться реабилитации родных, но до сих пор не получила право вернуться в город, где была арестована ее мать.
Елизавета Михайлова родилась в 1948 году в городке Оргеев (Молдавия). Ее отец Семен Михайлов был арестован в 1937 году в Азербайджане и приговорен к восьми годам лагерей. В 1946 он вышел на свободу, но получил «справку о 101 километре» и не смог вернуться в Москву. Спустя два года он был арестован повторно и приговорен к сроку в 25 лет. Отец Елизаветы смог добиться реабилитации при жизни и всю жизнь мечтал вернуться в Москву. После распада СССР Елизавете Семеновне удалось восстановить российское гражданство, за свое право на возвращение она борется до сих пор.
Евгения Шашева родилась в 1950 году на Асфальтитовом руднике (республика Коми). Ее отец Борис Чебоксаров был арестован в 1937. Семья жила и работала на рудниках до конца срока, а потом попала под правило «101 километра». В 1957 году отец Евгении был реабилитирован. «О своей борьбе за возвращение в Москву она говорит: "Я боюсь, но я упорная"», — написано на сайте проекта.
10 декабря 2019 года Конституционный суд РФ рассмотрел 13 статью закона «О реабилитации жертв политических репрессий» и вынес постановление, в котором потребовал разработать на федеральном уровне механизм, регулирующий реализацию прав реабилитированных.
«Теперь мы пытаемся сделать так, чтобы федеральные законодатели внесли эти изменения, — поясняет Марина Адальцова. Минстрою было поручено подготовить законопроект, который и был представлен в Госдуму, но «ничего не изменил», — подводит итог Ян Рачинский. Вопрос об обеспечении жильем детей репрессированных в нем по-прежнему решается не на федеральном уровне, а конкретные механизмы финансирования не определены.
Депутаты «Справедливой России» Сергей Миронов и Галина Хованская внесли в Госдуму альтернативный законопроект. В нем говорится, что право жертв репрессий должно применяться на федеральном уровне. А также предлагается гарантировать всем, кто хочет реализовать право на возвращение, денежную выплату из федерального бюджета. Правительственный вариант прошел в первом чтении, но пока ни один из законопроектов не принят окончательно.
Цена вопроса
Ян Рачинский рассказал, что к нашему времени возвращения добиваются не более 1500 человек, — столько обращений зафиксировано по всем субъектам федерации. «Но на самом деле, примерно вдвое меньше», — говорит эксперт. В Москве, по его словам, это порядка двухсот заявлений, Петербург на втором месте, но там меньше сотни заявлений. Многих уже нет в живых, другие отступили перед административными трудностями, жизнь уже сложилась в других местах, и в пожилом возрасте трудно подняться с места и уехать далеко от семьи.
Дети репрессированных часто живут в тяжелых условиях, иногда в ветхих строениях, без канализации, горячей воды и отопления. «Они всю жизнь были под подозрением, их возможности получить образование и приличную работу были ограничены», — напоминает Рачинский.
«Компенсация за месяц заключения в исправительных лагерях составляет 75 рублей, — говорит эксперт. — Реабилитированные получают прибавку к пенсии примерно в 200 рублей. Многие из них имеют инвалидность, и приходится «выбирать» — быть реабилитированным или инвалидом, совместить две надбавки невозможно. Альтернативный законопроект позволит за небольшие деньги, финансовую компенсацию пострадавшим на покупку нового жилья, решить вопрос быстро, за два года».
«Не та цена вопроса для федерального бюджета, извините, чтобы можно было отмахнуться»,— согласна депутат Галина Хованская. В интервью газете «Коммерсант» она говорит о трех возможных варианта дальнейшего развития событий. Один из них — предложить изменения в так называемый закон о монетизации льгот, «попробовать добавить туда и реабилитированных». Другой— после принятия правительственного законопроекта снова пожаловаться на него в Конституционный суд . И, наконец, третий вариант — «президент сможет воспользоваться свежими поправками к Конституции и еще до подписания обратиться в КС, чтобы тот проверил законопроект на предмет соответствия Основному закону».
«Это опрос не только компенсаций, но и отношения к прошлому, доступа к архивам, политической воли, — говорит Ян Рачинский. — Назвать происходившее государственным террором у нас стесняются, используют эвфемизм, слово "репрессии”». ГКО намерены бороться за альтернативный законопроект, предполагающий реальные изменения статьи 13. «Нужен жест доброй воли со стороны государства, который государство сделать не хочет», — заключает Рачинский.
РассылкаПолучайте новости в реальном времени с помощью уведомлений RFI
Подписаться