Екатерина Шульман о том, как КПРФ вобрала в себя протест и оказалась «на осадном положении»
Опубликовано:
Слушать - 22:15
На последних выборах в Государственную Думу КПРФ стала средоточием протеста. Партийное руководство, традиционно сдерживающее популярность и радикальность собственной партии, оказалось под давлением своих же активистов, организовавших в Москве митинги против итогов выборов. На этом фоне на коммунистов начали давить силовики, чтобы помешать протестам. Дошло до осады зданий КПРФ. Обсуждаем сложившуюся ситуацию с российским политологом Екатериной Шульман.
Екатерина Шульман о том, почему КПРФ стала средоточием протеста и оказалась под давлением извне и изнутри
RFI: Почему КПРФ, высшее руководство которой абсолютно лояльно и сервильно по отношению к власти, подвергается такому силовому давлению? Это не только задержания и полицейские обходы, но и осаждение зданий КПРФ силовиками. Как вы объясняете такое, скажем, нетипичное обострение?
Екатерина Шульман: Оно было в достаточной степени предсказуемым, если мы посмотрим, что подразумевается под системностью системных партий. Те партии, которые не «Единая Россия», но при этом парламентские, мы называем системной парламентской оппозицией. В чем состоят их обязанности как системных партий? Обычно думают, что они состоят в том, чтобы голосовать так, как нужно. На самом деле при наличии у правящей партии большинства, а тем более конституционного большинства, это не обязательно. Мы видим, что коммунистическая партия по целому ряду принципиальнейших вопросов голосовала против либо не голосовала: и по «обнулению», и по пенсионной реформе. Так что тут они обладают значительной степенью свободы.
На самом деле их системность состоит в том, что они соблюдают договоренности с политическим руководством в том, чтобы держаться в пределах выделенных им электоральных «делянок». То есть не набирать меньше положенного или больше положенного. Это взаимные договоренности. Им соответственно обещается, что им не будут слишком радикально срезать голоса и не будут препятствовать их избирательным кампаниям — с тем, чтобы они свою «деляночку» оккупировали и не пускали туда никого другого нового.
А проблемы с соблюдением этих договоренностей начинаются, когда общественные настроения меняются настолько, что это искусственно расчерченное партийно-политическое пространство начинает ломаться.
Коммунистическая партия оказалась под давлением снизу. За нее голосуют люди, которые хотят проголосовать протестно. Это, с одной стороны, городские избиратели, которые не чувствуют себя представленными. С другой стороны это бывшие избиратели ЛДПР. Те, кто голосовали за ЛДПР, чтобы проголосовать протестно, ушли от нее по каким бы то ни было причинам и перешли к КПРФ. Было видно, как Дальний Восток и Сибирь — традиционные ЛДПРовские вотчины — переметнулись к коммунистической партии. Это произошло не сегодня, не сейчас, просто это стало видно уже на уровне федеральной избирательной кампании.
До этого мы видели, как довольно многочисленные местные активисты просто использовали коммунистическую партию, чтобы куда-то выбраться, буквально как средство передвижения, и с ней не так много общего имели идеологически. Способствует этому процессу и то, что молодые поколения вообще левые. Скажем так, в большей степени левые, чем те, кому сейчас 40, 50 или тем более 60–65 лет. Для них многое из левой риторики звучит привлекательно. Поэтому часто им не надо делать над собой большое усилие, чтобы присоединится к коммунистам.
Что окончательно стало видно на этих парламентских выборах? КПРФ вылезла за свою «делянку». Она начала наливаться «живой кровью» народной поддержки. Таким образом договор оказался если не нарушен, то под угрозой нарушения. В результате у них срезали довольно много голосов. Как видно по тем участкам и целым регионам, где подсчет ведется более или менее адекватно, судя по всему две партии-победительницы набрали более или менее одинаково.
Сейчас есть расчеты Сергея Шпилькина, который занимается электоральной статистикой. Он пытается очистить от искажений, от аномальных результатов собственно результаты выборов. У него получается, что у КПРФ 147 мест, у «Единой России» — 208. Мне это тоже кажется адекватным результатом, потому что регионы тоже очень разные и, по совпадению, те, где считают более или менее честно, там же низкая явка и протестное голосование.
Для нашего политического менеджмента это опасная ситуация, потому что вся их партийная конструкция является искусственной, ненатуральной и всегда являлась ненатуральной. Но она хоть в какой-то степени отражала какие-то смутные очертания, повторяла расположение общественных мнений. А сейчас это уже ни на что, честно говоря, не похоже, потому что отсутствие большинства у «Единой России» достаточно очевидно было явлено. В этот день прошли не только выборы в федеральный парламент, но и выборы в целый ряд региональных легислатур, в городские думы. Понятно более или менее к чему дело клонится.
То есть КПРФ радикализуется почти против своей воли. Мне кажется очевидным, что ее нынешнее руководство не хочет и боится этого процесса и радо было бы помочь администрации в том, чтобы подавить крамолу в собственных рядах. Но мы уже давно говорили, что КПРФ, как и вся Россия вступает в период турбулентности ровно по той же причине: есть пожилой лидер, есть неизбежный впереди транзит, есть богатое наследство, есть за что побороться. И есть договоренности, которые были и продолжают оставаться актуальными для руководства. А для людей снизу, для этих самых партийных активистов, эти договоренности не имеют никакого смысла. Потому что им неважно, о чем Зюганов договорился в 1993 году с администрацией президента. Им хочется мандатов, и они видят, что они могут получить эти мандаты, потому что, проще говоря, народ их поддерживает.
Это неизбежная ситуация. И речь не идет о том, что вдруг администрация президента и правоохранительные органы решили заняться репрессиями и добить недобитое. У них вылезла вот такая штука, которую, были бы они поумнее, они бы давно предвидели, потому что это должно было произойти. Вот оно произошло. Теперь они будут запихивать эту «квашню» обратно в бочку, проворачивать фарш назад, заниматься всей этой борьбой с часовой стрелкой, которой они обычно бывают заняты.
Вы сказали, что КПРФ оказалась под давлением снизу, одновременно руководство КПРФ — под давлением более молодой, амбициозной части партии.
Это одно и то же, давление снизу ровно в этом и заключается.
В связи с этим вопрос: насколько возможен раскол и радикализация в КПРФ на фоне того, кто кризис лидерства совершенно очевиден?
Тот транзит, о котором мы говорили, может произойти и безо всякой радикализации, и безо всякого раскола. Это совершенно не обязательно. Опять же — то же самое, что и со всей Россией. Переход неизбежен, потому что никто не вечен. Обе группы, которые мы описываем, имеют свой ресурс. Руководство имеет административный ресурс. Члены партии, активисты и поддерживающий их электорат имеют преимущество численности и живых, настоящих голосов. Поэтому они будут делить партию между собой.
Я не думаю, что кто-то (по крайней мере в обозримой перспективе) способен, что называется, полностью победить. Грубо говоря, пока Зюганов выполняет свои обязанности, они будут торговаться. С одной стороны, шантажировать политический менеджмент радикализацией снизу, с другой стороны — придерживать эту радикализацию. В этом неустойчивом равновесии некоторое время они проведут.
Очевидно, что переговорные позиции КПРФ очень усилили последние выборы. Их стало больше в Думе. Сейчас они свернули свою уличную протестную активность, а на следующем этапе, если что-то случится, они ее развернут. У них есть парламентская трибуна, есть, что называется, узнаваемый бренд, есть настоящие сторонники. Кроме того, есть люди, которые не являются их сторонниками, но рады будут выйти по их призыву. Люди хотят протестовать, они много чем недовольны. Кто предоставит для этого платформу, тот будет пользоваться некоторой поддержкой и спросом.
Зюганов тоже не зря 35 лет в политике, торговаться он умеет. Он будет торговаться, немножко попугивать своих кураторов. Чем у нас все занимаются? Чем занимается глава Чечни, чем занимается в определенной степени руководство Российской Федерации? «Если не мы, тут такое начнется! Мы пока еще сдерживаем эту страшную угрозу снизу, но вообще, если вы нас не будете хорошо кормить и слушаться, то произойдет страшная революция и кровавая резня». Это хороший бизнес. Называется торговля угрозами. У нас этим занимаются, еще раз повторю, практически все.
А что хочет продемонстрировать власть такими показательными силовыми действиями? Что любая фронда, пусть она исходит от лояльной КПРФ, будет закатана в асфальт в любом случае?
Вы сами задали вопрос и сами на него ответили. Сами создали субъект под названием власть, которая что-то хочет показать. Никакой власти как единого политического субъекта не существует. Никто никому ничего не хочет показать. Каждый пытается выполнить свои обязанности и не быть наказанным.
Поэтому если происходят какие-то уличные активности, это беспокоит полицию. Им нужно продемонстрировать, что если они если и не сумели предотвратить, то хотя бы пытались пресечь. Существуют борцы с экстремизмом, которым тоже надо чем-то заниматься, они и занимаются. Существует гражданский политический менеджмент, в котором управление внутренней политики сидит. Им тоже надо показать, что они выбрали достаточно лояльную Думу, и она будет работать хорошо, бюджет рассматривать, принимать его, лишнего шума не будет производить. Кто во что горазд — каждый пытается показать свое выдающееся служебное рвение.
Дискурс закатывания в асфальт простой, понятный и, я бы сказала, достаточно выгодный. Его многие повторяют и за деньги, и бесплатно. Это тоже такая оптика, и хотя реальность из-под нее всячески вылезает, но можно и в эту трубочку тоже затолкать происходящее.
Вы упомянули, что среди молодежи распространены левые идеи. Насколько сейчас для России актуален запрос на левый поворот? Это чистая ностальгия по СССР (то есть идеологически окрашенный поворот) или это скорее ностальгия по некой идее о социальной справедливости без идеологической — красной — окраски?
Или это вообще не ностальгия. Существуют исследования так называемых протопартийных групп. Поскольку у нас политическое пространство не свободно, то спрашивать людей об их симпатиях к тем или иным существующим партиям не всегда адекватно, потому что партии неизвестно откуда взялись и неизвестно, по какой причине существуют, и их идеологические платформы размыты. Поэтому исследуют протопартийные группы, задают людям вопрос, какие лозунги или какие тезисы вызывают у них симпатию. Таким образом социологи пытаются вычленить какой набор симпатий и в каком объеме у нас в обществе распространен.
Исследования были еще в 2018 году и, видимо, они очень хорошо предсказывают настоящий результат парламентских выборов. Две самые крупные группы, которые удается вычленить, это сторонники статус-кво (консервативное лоялистское ядро, люди, которые считают, что должно оставаться так, как сейчас) и те люди, которые сочувствуют социалистическим идеям. Очень грубо говоря, их по 30%.
Вот они и показали себя на выборах. Если бы у нас подсчет был адекватен, даже при всех особенностях нашей избирательной кампании, то у нас было бы примерно (если говорить по партийным спискам) условно 29% и 27% или 30% и 30% сторонников этих двух партий: лоялистов (это «Единая Россия») и этого пестрого конгломерата, в котором есть и ностальгирующие пожилые (хотя пожилые сейчас как раз консерваторы и они будут скорее голосовать за «Единую Россию», чем за КПРФ), есть и те, кто считает, что Советский Союз был хорошей штукой, есть и те, кто помоложе и считает, что справедливость важнее, чем много что другое, и молодые люди, которые, как их сверстники в Европе и Соединенных Штатах, считают, что неравенство — это зло, и государство должно больше заниматься справедливым распределением, помогать нуждающимся в помощи, устанавливать правила, которые помогают эти неравенства выравнивать.
Это очень общая левизна. Если у нас был бы не только честный подсчет, но и свободные выборы, я думаю, что партии этого спектра могли бы выиграть, опять же под разными лозунгами. Трудно сейчас, в ситуации отсутствия публичной дискуссии и политической свободы, рассуждать о том, кого здесь больше, и что такое здесь Советский Союз, кто как его себе представляет.
КПРФ сейчас вбирает в себя этот пестрый спектр идей левого толка?
Можно и так сказать. Хотя можно себе представить, что кто-то из этих людей будет голосовать за «Единую Россию», потому что Путин раздает деньги семьям с детьми. Кто-то будет голосовать за более радикальные предложения на «рынке левизны», за каких-нибудь «Коммунистов России», такие тоже есть. Кто-то, чья ностальгия носит геополитический характер, могли проголосовать за «Справедливую Россию», потому что Прилепин хочет присоединить Донбасс. Одни и те же идеологические предпосылки могут привести к совершенно разному электоральному поведению.
Тем не менее КПРФ сейчас удивительным образом удачно оказалась (без особенной своей заслуги) на средостении запросов, которые не находят себе удовлетворения. То есть она и левая партия, что многим симпатично, она и действительно оппозиционная сила. Спазматическая кампания по ее репрессированию, конечно, это подтверждает. Точно так же, как посадка Навального ответила навсегда на вопрос, не проект ли он Кремля, точно так же сейчас еще через некоторое время репрессии против КПРФ ответят на вопрос, а системная ли она партия. Нет, не системная. Или была системной, а потом отвязалась. Или они были просто ширмой и декорацией, как многие думали, чтобы изображать оппозиционность, а вот смотрите, как дело обернулось. Их преследуют всерьез, следовательно они представляют опасность. Как писал пролетарский писатель, так закалялась сталь.
Ваш прогноз, что будет дальше? Станет ли КПРФ мишенью для системных преследований?
На этот вопрос я частично ответила. Будут торговаться, как и всегда у нас. Опять же у нас скорее любят изображать системность преследований, чем практиковать их на самом деле. Любят больше кого-то чем-то точечным напугать, а все остальные чтобы деморализовались. А если не деморализуются, то дальше непонятно, как поступать.
Тут надо помнить, что КПРФ — настоящая партия. Я думаю, единственная из оставшихся. Структуры Навального были больше похожи на партию, чем все, что сидит в парламенте, за исключением КПРФ. Теперь осталась КПРФ. У них есть основные признаки партии: региональная структура, люди, которые готовы на них работать и за деньги, и бесплатно, узнаваемая и при этом достаточно общая идеология и какой-никакой узнаваемый лидер. С последним хуже всего. Собственно поэтому его так долго и держат: он как бы препятствует появлению ярких новых левых лидеров. Даже Грудинина опасаются в этом отношении и, может быть, не без причин. Любой, кто будет помоложе, чуть-чуть более складно говорить, не будет таскать мумию Сталину туда-сюда по комнате и при этом будет оперировать левой терминологией, левыми идеями, имеет очень большие шансы на электоральный успех, просто очень большие, даже в нынешних условиях.
Так что опять же будут торговаться, Зюганов будет продавать опасность радикализации Кремлю, чтобы выторговать что-то для себя. Его будут прессовать, чтобы он избавился от радикалов типа Рашкина в своем составе.
Фракция КПРФ не будет позволять себе каких-то радикальных действий, но будет потихоньку выражать свое недовольство. Или даже не потихоньку. Вполне возможно, что сейчас они проголосуют против бюджета. Это ни на что не повлияет, потому что фракция «Единой России» может принять любой бюджет, но это будет заметно, потому что бюджет внесен, и он довольно удивительный по своим параметрам. Народ возбужденный после выборов. Обычно это никого не касается, кроме специалистов, но в этот раз, я думаю, будет побольше шума вокруг бюджета, и тот факт, что КПРФ проголосует против, будет более заметен, чем он был бы заметен раньше.
Уничтожать вторую по величине парламентскую партию, которая — часть крымского консенсуса, один из столпов стабильности — на закатном этапе нашего режима трудно представить себе такую ситуацию. У нас не любят незнакомых лиц, в особенности новых, а все оставшиеся, кто пока не умер, должны присутствовать, чтобы создавать привычный пейзаж и создавать иллюзию, что ничего не происходит, и время тоже остановилось.
Но в Думе будет поинтереснее, чем в прошлом созыве. Там надо еще внимательно посмотреть их списки, кто поизбирался, кто у нас нынче новый депутат. Например, даже у «Единой России» обновление состава фракции выше 60%, по моим предварительным подсчетам. У КПРФ, конечно, стабильность побольше, потому что у них фракция поменьше. Но тем не менее там тоже какие-то новые люди появятся.
РассылкаПолучайте новости в реальном времени с помощью уведомлений RFI
Подписаться