Выборы Алиева: азербайджанская политика в четырех вопросах
В Азербайджане в воскресенье, 9 февраля, проходят внеочередные парламентские выборы. По мнению наблюдателей, результат предсказуем и в Милли Меджлис пройдут заранее согласованные кандидаты, а выборы нужны для перераспределения сил и смены поколений во власти. Однако перемены в азербайджанской политике неизбежны, уверены эксперты: в обществе растет недовольство уровнем жизни и отсутствием свобод, а власть больше не может опираться на одни репрессии. О планах власти, потенциале оппозиции и ожиданиях общества Русской службе RFI рассказали азербайджанские эксперты: социолог из Берлинского университета имени Гумбольдта Сергей Румянцев, директор Института демократических инициатив Акиф Гурбанов и глава Центра мониторинга выборов и обучения демократии Анар Мамедли.
Опубликовано:
1. Зачем власть проводит досрочные выборы?
С инициативой роспуска парламента — Милли Меджлиса — выступили в декабре 2019 года депутаты от правящей партии «Ени Азербайджан». Необходимость досрочных выборов объяснялась тем, что нынешний парламент «не соответствует политике, которую проводит президент, и остается в стороне от реализуемых в стране реформ». Для участия в выборах Центральный избирательный комитет страны зарегистрировал рекордное число кандидатов: 1560 человек на 125 мест. Выборы в Азербайджане проходят по мажоритарной системе в один тур. Победителем становится кандидат, получивший простое большинство голосов.
«Политической или юридической необходимости в досрочных выборах не было, — говорит правозащитник Анар Мамедли. — Но мы можем предположить, что есть другие причины, просто общество об этом мало знает. Сейчас легче провести эти выборы по „традиционному сценарию“ — фальсификация результатов, ограничения для кандидатов, свободы слова, никакой предвыборной кампании. В Азербайджане в течение последних 30 лет, как мы стали независимыми, не было ни разу свободных, демократических и справедливых парламентских выборов (президентские выборы были один раз —в 1992 году). Поэтому ни у кого нет ожиданий, что эти выборы будут демократическими и справедливыми».
Политолог Акиф Гурбанов также допускает, что есть причины, которые не называются, как, например, проблемы со здоровьем. «Если бы никакой причины не было, я не думаю, что он пошел бы на это изменение. Может быть это связано с его состоянием здоровья, а может быть еще какая-то сильная причина», — говорит Гурбанов, отмечая, что перемены во власти начались не с этих выборов, а длятся уже несколько лет. «Этот процесс начался в 2016 году, когда [власти] пошли на референдум и сделали несколько изменений в конституции. Они убрали ограничение на счет двух президентских сроков, снизили возрастной порог для президента и депутатов. Президент также получил полномочия распускать парламент. После этого он назначил свою супругу вице-президентом», — напоминает эксперт, предполагая, что за досрочными парламентскими выборами последуют внеочередные президентские.
О переменах во власти говорит и социолог Сергей Румянцев: «идет очевидная зачистка власти. Правящий семейный клан Алиевых-Пашаевых убирает тех крупных чиновников, которые достались им еще от Гейдара Алиева, некоторые из них имели определенный личный ресурс и независимость. Сейчас от них от всех избавились». При этом к реальной реформе политической системы азербайджанские власти не готовы, полагает эксперт: «потому что реальные реформы, безусловно и неизбежно, будут связаны с либерализацией атмосферы. Власть на это не готова. В этой ситуации она очень быстро может потерять свои ресурсы. Все закончится косметическим ремонтом власти».
2. Есть ли в Азербайджане оппозиция и на что она может повлиять?
Из оппозиционных сил в выборах участвуют партии Musavat («Равенство») и Umid («Надежда»), партия ReAL («Республиканская альтернатива» в составе коалиции «Республиканский союз», а также молодежное гражданское движение Nida («Возглас»). Самая массовая оппозиционная партия «Народный фронт Азербайджана» (ПНФА) и ее союзники из Национального совета демократических сил выборы бойкотируют.
«Оппозиции на этих выборах рассчитывать не на что, как и на предыдущих, — уверен Сергей Румянцев. — Классическая оппозиция в значительной степени бойкотирует выборы, те кто не бойкотирует, им тоже рассчитывать не на что». Анар Мамедли считает, что оппозиция недостаточно активно защищает свои позиции. «Оппозиция, к сожалению, не смотрит на эти выборы как на шанс, у них есть разногласия, — говорит Мамедли. — „Народный фронт“ участвовал в выборах всегда до 2013 года, и всегда был ведущей партией. Сейчас не участвуют, они говорят, что раз нет никаких изменений, то зачем нам участвовать и давать легитимность этим выборам. „Мусават“ и „Реал“ говорят, что если сидеть дома, то это тоже будет влиять негативно на будущую политическую активность в стране. Ресурсов мало: политических, финансовых, времени мало. А они не вместе и критикуют друг друга».
Со своей стороны, власть сделала все, чтобы лишить оппозицию возможности проводить нормальную агитацию и, в целом, постаралась сделать эти выборы как можно менее заметными. Нет агитации и дебатов на телевидении, нет предвыборных митингов.
По закону бесплатное эфирное время на общественном телевидении и радио предоставляется партиям или блокам, имеющим кандидатов в более чем 60 из 125 избирательных округов. Единственной партией, от которой было зарегистрировано необходимое число кандидатов оказалась пропрезидентская партия «Ени Азербайджан» («Новый Азербайджан»), но она добровольно отказалась от эфирного времени. Но и платную рекламу на телевидении политические партии разместить не могут. За секунду политической рекламы общественное телевидение потребовало с кандидатов 77 манатов (почти 40 евро). 4600 манатов — за минуту, при том, что обычная коммерческая реклама стоит на общественном телевидении 22 маната за минуту, объясняет Акиф Гурбанов. «Если какой-то кандидат решит использовать 37 минут для своей кампании, он должен будет отдать зарплату за пять лет», — приводит свои подсчеты эксперт.
«Все последние годы власть шла к тому, чтобы постепенно очистить парламент от реальной оппозиции. Они сформировали корпус карманных партий, которые имитируют многопартийность и якобы оппозиционную деятельность. Большой вопрос, допустит ли власть [в парламент] двух-трех-четырех реальных оппозиционеров», — заключает Румянцев. «Из оппозиционных кандидатов кто-то может попасть в парламент, но это будут не „радикальные демократы“, для которых нет компромиссов», — соглашается Анар Мамедли. В нынешнем парламенте уже фактически нет оппозиции, объясняет эксперт: «там есть два-три человека, которые считаются оппозиционерами, но они ни разу не критиковали правящие элиты. Это карманная оппозиция. Правительство не готово видеть кого-то в парламенте, кто критикует их политику».
3. Какие ожидания в обществе?
«Всем нужна свобода слова, свобода собраний, всем нужны эти фундаментальные политические свободы, — уверен правозащитник Анар Мамедли. — По любым ежедневным проблемам у людей есть потребность высказаться в социальных сетях или подать жалобу, обратиться в суд, написать об этом в фейсбуке или выступить где-то не телевидении. Но таких возможностей у населения нет». Любая критика власти или полиции заканчивается преследованием недовольных, говорят правозащитники. Несмотря на то, что только в 2019 году Алиев помиловал 400 заключенных, согласно январскому докладу ПАСЕ, в тюрьмах Азербайджана по-прежнему находится более ста политических узников. «Среди них — блогеры, члены разных общин, есть простые люди, которые рассказали о своих проблемах, где-то написали об этом или раскритиковали какого-то министра», — объясняет правозащитник Мамедли.
«В экономическом смысле, в социальном — недовольство населения очень высокое, доверие к власти очень низкое, и это продолжается уже несколько лет, — говорит социолог Сергей Румянцев. — Я думаю, власть это знает, несмотря на то что она страшно далека от народа, информация до них доходит». Тем не менее к серьезным политическим протестам это недовольство пока не приводит. «Население политически очень неактивно, — продолжает эксперт. — В том числе, потому что власть сделала все, чтобы так произошло. Нет политической культуры, никаких серьезных альтернативных идеологий за разными партиями. Разочарование настолько велико, и в массе население настолько отчуждено от власти и политического процесса, которого нет, что никто никаких позитивных изменений по-настоящему не ждет».
Тем не менее в азербайджанском обществе есть запрос на перемены, считает политолог Гурбанов: «люди хотят видеть новые лица, хоть даже не знают их. У них есть какие-то надежды на новых людей, но нет ощущения, что их голос сможет что-то решить. Если люди не видят дебаты, не видят митинги, то они понимают, что эти выборы будут как раньше. Все понимают, что это просто для политиков». В первую очередь, запрос на перемены растет среди молодежи, которая, не имея возможности реализоваться в Азербайджане все чаще эмигрирует из страны. «Активная молодежь есть, она появилась в эти постсоветские годы, это часто люди довольно хорошо образованные, многие из них учились за границей, — объясняет социолог Румянев. — Но я бы сказал, что такая молодежь, она — в абсолютном меньшинстве, она концентрируется в основном в Баку или за границей. Политических мигрантов очень много».
4. А что с внешней политикой? Азербайджан — он с Россией или с Западом?
Азербайджан — это своеобразное исключение на постсоветском пространстве Восточной Европы. Если в других странах политические процессы часто объясняются в ключе противостояния России и Запада, то в Азербайджане ни власть, ни оппозиция, ни общество не имеют явных пророссийских или прозападных симпатий. «Я не считаю, что есть борьба между пророссийскими и прозападными силами. Как говорил Черчиль, у них нет друзей или врагов, у них просто есть интересы. Сегодня они пророссийские, через какое-то время будут протурецкие, потом — прозападные, — говорит про действующую власть Анар Мамедли. — В Азербайджане у правительства хорошие лоббистские группы: в Брюсселе, в Лондоне, в Париже, в Вашингтоне. Наш президент популярен в регионе со своим нефтяным резервом. Потом мы находимся в очень выгодной геополитической ситуации для Ирана, России, США».
Ориентированность элит связана, в том числе, и со сменой поколений во власти. «В целом в стране, я не думаю, что есть какие-то очевидные пророссийские силы, политические партии. Старая команда имела просоветский интерес и более близкие отношения с Россией, чем с Западом. Ильхам Алиев поменял некоторых членов правительства, которые были просоветского мышления, — говорит Акиф Гурбанов. — Раньше считалось, что команда Ильхама Алиева прозападная, а сейчас видно, что она не прозападная, а просто заинтересована в сохранении своей власти. Даже раньше никогда наше правительство не заявляло о том, что будет интегрироваться в НАТО. Их отношение к „Восточному партнерству“ — я не думаю, что они хотят это соглашение об ассоциации. Потому что там есть некоторые требования, которые совсем против качества наших властных интересов и приоритетов. Если они пойдут на это соглашение, они должны выполнить антикоррупционные требования, демократические, [в том, что касается] прав человека, международных торговых организаций, а это против монополий».
С другой стороны, сами западные страны также проявляют к Азербайджану скорее практический интерес, считают эксперты. «Наши люди видят, что Запад больше интересуется экономическими вопросами, или геополитическими, чем правами человека», — отмечает Акиф Гурбанов. «Защита прав человека, демократизация, создание свободного рынка и так далее была [для Запада] второстепенной или третьестепенной целью, — подтверждает правозащитник Анар Мамедли. — Старания их были минимальны в этом направлении. Поэтому за последние 10–15 лет популярность Запада среди населения здесь упала. Много наших олигархов имеет капиталы в западных государствах. Как они зарабатывали эти деньги? И как западные страны могут сказать, что идет борьба против коррупции? У них сотрудничество с элитой, и они забывают про население. Это двойные стандарты».
Но даже та осторожная критика, которая звучит в европейских институциях в адрес Баку имеет важный сдерживающий эффект для репрессивной машины власти. «Поддержка или критика со стороны серьезных игроков в любом случае имеет значение, — объясняет Сергей Румянцев. — Входить в клуб привилегированных руководителей государств, быть везде приглашенным, быть везде своим — для азербайджанского режима — это очень важно. Властные элиты в лице президента и его жены хотят быть принимаемы во всех влиятельных институтах, на конференциях, форумах, быть своими в Европе, своими в США — для них это очень важно. Для них это важно в личном смысле: часть семьи живет в Европе, часть семьи сильно связана с Россией. Это все-таки не туркменский режим, который сам себе живет и не сильно переживает по поводу того, приглашают его куда-то или нет. Но насколько это признание имеет значение для устойчивости режима или его неустойчивости — это большой вопрос. Я думаю, это личный интерес, личное чувство статуса, личное удовлетворение».
РассылкаПолучайте новости в реальном времени с помощью уведомлений RFI
Подписаться