«Минску не нужны проявления гражданской позиции ни в каком виде». Эксперты о выходе Беларуси из Орхусской конвенции, экологии и «правовом дефолте» страны
В конце октября решением властей Беларусь прекратила свое участие в Орхусской конвенции о доступе к информации, участии общественности в процессе принятия решений и доступе к правосудию по вопросам, касающимся окружающей среды. Почему экология стала очередной сферой, в которой Беларусь разорвала отношения с миром?
Опубликовано:
Указ о выходе из конвенции Александр Лукашенко подписал еще в июле этого года, 24 октября решение вступило в силу. Почему экология стала очередной сферой, в которой Беларусь разорвала отношения с миром? Минск называет причиной изменение отношения к себе на «предвзятое и дискриминационное» со стороны руководящих органов Орхусской конвенции.
Дело в том, что с 1 февраля этого года Беларусь ограничили в особых правах и привилегиях по конвенции — до восстановления юридической регистрации негосударственной экологической организации «Экодом». Ликвидация «Экодома», одной из старейших экоНГО Беларуси, известной в том числе по Антиядерной кампании против строительства АЭС в Беларуси в конце нулевых и десятых годорв, признана Орхусской конвенцией формой преследования за деятельность.
Орхусская конвенция — конвенция Европейской Экономической Комиссии ООН «О доступе к информации, участии общественности в принятии решений и доступе к правосудию по вопросам, касающимся окружающей среды». Конвенция подписана 38 странами в Дании в 1998 году, Беларусь присоединилась к ней в 2001 году. На каждую сторону налагаются обязательства по принятию необходимых законодательных, регламентирующих мер для создания и поддержания чёткой, открытой и согласованной структуры для осуществления положений конвенции.
Доступ к информации, согласно конвенции, включает в себя:
- свободу доступа (обязательное предоставление необходимой информации по запросу, не требующему обоснования);
- активное информирование общественности посредством Интернета, публикаций отчётов о состоянии окружающей среды;
- незамедлительное информирование общественности в случае надвигающейся угрозы здоровью человека и/или окружающей среде и др.
Орхусская конвенция, по сути, обязывала белорусское государство хоть к какому-то взаимодействию с обществом в принятии решений, затрагивающих экологию — от вырубки парка до строительства завода. А экология — чувствительная область для белорусов, испытавших на себе последствия катастрофы на Чернобыльской АЭС. Впрочем, белорусским властям ни память о Чернобыльской катастрофе, ни присоединение к Орхусской конвенции не помешали безо всяких консультаций с общественностью построить АЭС у литовской границы, которая, кстати, так и не заработала на полную мощность после торжественного пуска — построенная россиянами АЭС постоянно останавливается для профилактических работ, как объясняют власти.
«Правовой дефолт» стал обязательным для всех
Представительница организации «Экодом» Марина Дубина не один раз участвовала в конференциях Орхусской конвенции, в том числе и в той встрече сторон, где был утвержден механизм быстрого реагирования для защиты экозащитников — Специальный докладчик по вопросу о защитниках окружающей среды.
А за год до этого у Марины Дубиной прошел обыск, так как власти подозревали экоактивистку и тогда директора «Экодома» в «организации массовых беспорядков и действий, грубо нарушающих общественный порядок». Вскоре, после внеплановой проверки министерства юстиции, «Экодом» был ликвидирован. Сейчас Марина Дубина, как и множество ее коллег, живет и работает вне Беларуси. В интервью RFI она подчеркивает что общий «правовой дефолт» в Беларуси не оставлял шансов и экологическим негосударственным организациям.
Марина Дубина: Понятно, что события 2020 года — сами президентские выборы и последующие протесты и ответные репрессии — очень сильно сказались на всех сферах нашей жизни, в том числе и на экологических вопросах. Если говорить о времени до 2020-го, то пусть и с оговорками, но можно утверждать, что Орхусская конвенция имела значительное влияние на экологическую повестку в Беларуси. К примеру, совершенствовалось законодательство по участию общественности в принятии экологически значимых решений — это все, что касается, например, вопросов общественных обсуждений, планируемых видов деятельности, строительства заводов, предприятий, расширения предприятий или строительства или деятельности на особо охраняемых природных территориях и т. д.
И мы видели, что до 2020 года Беларусь стремилась изменять и законодательство, и правоприменительную практику. Да, мы помним о печальных примерах строительства гостиницы «Пекин» в одном из парков Минска, эпопею со строительством аккумуляторного завода под Брестом, но в целом министерство природных ресурсов и охраны окружающей среды действительно пыталось улучшить ситуацию. Нормы законов приводились в соответствие с положениями конвенции, проводились просветительские, образовательные мероприятия для чиновников в регионах. Создавались общественные координационные советы при исполкомах, куда подключались экологические организации. Были шаги навстречу.
RFI: Экологические НГО Беларуси использовали механизм подачи жалоб в рамках Орхусской конвенции?
Мы готовили альтернативные доклады о реализации положений конвенции у нас. Мы могли требовать исполнения положений и да, могли писать жалобы. Их рассматривал Комитет по соблюдению положений Орхусской конвенции, независимый орган из экспертов высокого уровня. За все время по Беларуси было подано четыре таких жалобы, касающиеся строительства Неманской ГЭС, Островецкой АЭС, Брестского аккумуляторного завода и преследования антиядерных активистов.
После выхода из конвенции, с одной стороны, у общественности пропал инструмент, к которому можно апеллировать, с другой стороны, государство теперь не несет обязательств по исполнению положений конвенции. Кроме того, в рамках конвенции был принят такой инструмент, как Механизм быстрого реагирования в случае преследования экологических активистов, введена должность спецдокладчика Очень актуальный для Беларуси инструмент, но белорусская экологическая общественность даже не успела воспользоваться им, так как страна в это же время вышла из конвенции.
То есть сейчас, условно говоря, отстоять парк или воспротивится экологически опасному строительству у граждан не осталось никакой возможности?
Учитывая «правовой дефолт», наступивший после 9 августа 2020 года, сложно сказать, насколько сильно выход из Орхусской конвенции осложнил реализацию экологических прав людей. Сейчас государству абсолютно все равно на какие-то там права человека в любой сфере, не только в экологической. ЭкоНГО зачищены, многие активисты в тюрьмах. И мы видим на практике, что госорганы сейчас стремятся только отмежеваться от граждан, минимизировать взаимодействие с ними.
С другой стороны, у людей тоже есть очень большой страх взаимодействия с любыми госорганами и структурами. Страх, серьезно обоснованный репрессиями последних двух лет. Наша организация придерживается такой точки зрения, что когда Беларусь станет демократической страной — мы вернемся в Орхусскую конвенцию. А сам факт выхода страны из конвенции сейчас лишь свидетельствует о том, что Беларусь пока не в состоянии ее выполнять.
Сейчас, получается, гражданам остается полагаться на разум государства в сложных экологических вопросах — будет ли оно выполнять законодательство, которое менялось после присоединения к конвенции, или не будет. В заявлении о выходе из конвенции белорусские власти подчеркивают, что, несмотря на это решение, положения будут исполняться, что выход не скажется на экологических правах граждан. Но понятно, что защита от преследования экоактивистов никем в Беларуси не может быть гарантирована.
Атака на экологические НГО объясняется какими-то конкретными претензиями властей или это часть общего наступления на гражданское общество?
Экологические организации были закрыты в рамках зачистки всего гражданского общества. Если до 2020 года некоторые НГО думали, что есть области нейтральные для властей, что можно продолжать сотрудничество с государством, реализовывать совместные проекты, что все будет хорошо и спокойно, то зачистка гражданского общества, начавшаяся в 2021 году и продолжающаяся до сих пор, показала, что нейтральных среди негосударственных сектора для государства нет вообще.
Более 70 экологических НГО были ликвидированы или принуждены к самоликвидации. Самых разнообразных: от зоозащитных до тех, кто занимался велосипедной тематикой, тех, кто занимался уборкой леса — казалось бы, совершенно нейтральная тема. До таких, как наш «Экодом» и «Ахова птушак Бацькаўшчыны», работавшей с 1985 года, старейшей и авторитетнейшей организации в своей сфере, очень высокого экспертного уровня.
Предписания о ликвидации выполняются?
«Экодом» не признает ликвидацию, мы продолжаем свою деятельность, решение властей считаем незаконным. Понятно, что у нас поменялись форматы работы, учитывая вынужденную эмиграцию и новые обстоятельства сейчас в Беларуси. Некоторые инициативы продолжают деятельность, но не все, так как часть активистов осталась в Беларуси, а там это просто опасно. Некоторые ищут новые форматы взаимодействия, новые исследования. Мы, например, занялись мониторингом преследования экоактивистов и экоНГО, а также изучением экологических последствий войны в Украине. Некоторые из экоорганизаций полностью прекратили деятельность, некоторые сферы исследований просто поставлены на паузу неизвестной продолжительности.
Катастрофа, но не безнадежная
Ольга Смолянко, экс-директор Центра правовой трансформации Lawtrend (ликвидирован властями летом 2021 года), в интервью RFI говорит о двух вариантах уничтожения негосударственных организаций.
Ольга Смолянко: На сегодняшний день закрыто 675 НГО. Но это те, которые закрыты принудительно — решением властей. Но нельзя забывать о том, что, помимо принудительной ликвидации, есть еще и большое давление на некоторые организации, особенно региональные, с тем чтобы они принимали решение о самоликвидации. И таких стало очень много за последние два года. По нашим данным, с 2021 года более тысячи белорусских НГО прекратили свое существование.
RFI: Власти чем-то заполняют это выжженное поле?
Интересный вопрос… В Беларуси всегда были ГОНГО («Государством организованные негосударственные организации»), проправительственные и зависимые от государства. Да, сейчас пошел рост таких вот «правильных» НГО, но все это довольно условно, потому что даже «правильные» организации в Беларуси могут попасть под репрессии.
Но да, власти пытаются создать «хорошее гражданское общество» вместо каких-то непонятных НГО. Сейчас разработаны проект закона о внесении изменений в Избирательный кодекс и проект закона о Всебелорусском народном собрании. В этих законах упоминается и гражданское общество: например, в законе о ВНС говорится о не более чем 400 организациях, которые могут участвовать в собрании.
Но гражданское общество ведь невозможно перечислить или назвать поименно! Это ведь инициатива снизу и добровольная при этом инициатива. То есть то, о чем власти там что-то пишут в законе о ВНС, — это не про гражданское общество. Недавно говорилось о создании единого государственного фонда, который бы занимался благотворительностью. Я не представляю, как это можно реализовать на практике, сделать работающим, но интенции о том, что надо ликвидированные НГО заменять на что-то провластное, продвигаются и на так называемом официальном уровне.
Тысяча ликвидированных НГО для страны в 9,5 миллиона жителей и в которой гражданское общество стало заметно развивать только в 2010-х годах — это катастрофа?
Это очень много, учитывая еще и то, что НГО в Беларуси вообще было немного по европейским меркам. Во-вторых, ликвидированы не просто организации, а организации активные и действующие. Некоторые белорусские НГО работали много лет, они накапливали опыт, экспертизу, опыт работы с целевыми группами. Восстановить быстро это невозможно даже при появлении новых игроков. И за аббревиатурой НГО стоят живые, реальные, активные люди, которые вкладывались в развитие Беларуси. Но и говорить о том, что в Беларуси ничего не осталось, нельзя.
В Беларуси остались люди — эмиграция хоть и массовая, но всё общество не может выехать. А людям свойственно решать какие-то вопросы, проблемы, людям свойственно объединяться. И склонность к объединению сложно выжечь любыми указами, распоряжениями, директивами и так далее. Поэтому я бы не стала так пессимистично говорить о тотальной зачистке Беларуси — такого результата власти, видимо, хотели бы добиться, но сомневаюсь в полном их успехе. И многие из уехавших НГО продолжают работать на благо Беларуси. Да, им сложнее делать это извне, но тем не менее.
Я бы скорее говорила о дополнительных преградах и сложностях, об уничтоженных институциональных формах, помехах в деятельности НГО, об отсутствии коммуникации с государством. Но определенная работа все же идет. Ведь мы не говорим о том, что белорусской журналистики больше нет вообще — да, в стране не осталось негосударственных СМИ, да, подавляющее большинство журналистов в эмиграции, несколько десятков за решеткой — но журналистика есть, работает, телеграм-каналы читают и подписчиков там не становится меньше.
РассылкаПолучайте новости в реальном времени с помощью уведомлений RFI
Подписаться