Закончилась ли белорусская революция? Два года новому режиму жизни страны
Протестный взрыв 9 августа 2020 года в Беларуси — не только в Минске — весной того года не прогнозировал никто. Через два года сотни тысяч в эмиграции, более тысячи человек за решеткой, негосударственные СМИ разгромлены, оппозиция создает переходное правительство в Вильнюсе.
Опубликовано:
Вялую белорусскую политическую жизнь накануне выборов оживила пандемия. Это один из ключевых факторов, пробудивших общество — тут солидарны все эксперты. Пока глава государства потешался с COVID19, белорусы самоорганизовывались и собирали средства и покупали оборудование для больниц. Свою роль сыграла и смартфонизация страны — повсеместный интернет (который 9—12 августа выключили вообще), телеграм чаты и стримы с места событий. Блогер Сергей Тихановский, который собирался в президенты Беларуси, стал ездить по провинции — снимать видео в не очень благополучных районах, вести стримы и разговаривать с людьми. И быстро обрел всенародную популярность — до подачи документов в Центризбирком новый политик уже пребывал в СИЗО. Сейчас он отбывает 18-летний срок в тюрьме, равно как и экс-банкир Виктор Бабарико — он тоже не успел подать документы в ЦИК и тоже находится в тюрьме, ему дали 14 лет.
Митинги Светланы Тихановской — жена блогера пошла в президенты вместо него — собирали десятки тысяч по всей стране. Это невиданный подъем в белорусском обществе, где десятилетиями на акции выходил только Минск. Трио Светланы Тихановской, Марии Колесниковой (одна из руководетельниц штаба Бабарико, ныне в тюрьме — 11 лет) и Вероники Цепкало (супруга еще одного несостоявшегося кандидата Валерия Цепкало, ныне оба в эмиграции) стало самым узнаваемым брендом лета-2020 в Беларуси.
9 августа 2020 года силовики были на улицах и трассах страны с самого утра. До этого Лукашенко рассказывал об угрозах со стороны России, прячущихся в лесах «вагнеровцах», заявил, что «любимую не отдают» — это о стране. И не отдал. Во время вечерней пресс-конференции Тихановской, когда ее команда сообщала о честно посчитанных голосах в ее пользу на некоторых участках, появились сообщения о светошумовых гранатах в центре Минска. Три дня террора, избиения и пытки в изоляторе на Окрестина и десятках других в стране, первые погибшие, шок всей страны.
Силовики после этих трех дней исчезли с улиц. Зато прошли марши — до 300 000 человек, марши были ежевоскресными, но уже в сентябре силовики снова начали охоту за участниками шествий. За осень бело-красно-белая национальная символика стала практически запрещенной — людей задерживали даже за носки в неправильном сочетании цветов, началась эмиграция, Москва недвусмысленно поддержала Лукашенко — и началася судебный террор. Ни одна жалоба на действия силовиков не была расследована, наоборот, количество задержанных, осужденных, погибших за протесты стала быстро расти.
Экономика Беларуси подверглась беспрецедентному санкционному давлению — оно усилилось после принудительной посадки в Минске самолета компании Ryanair ради ареста блогера Романа Протасевича. Отношения с Западом окончательно были испорчены атакой мигрантов на границы Польши и Литвы. И в ситуации с самолетом и в истории с мигрантами эксперты сходятся во мнении о совместной работе белорусских и российских спецслужб.
За помощь в подавлении революции Минску пришлось рассчитываться с Россией. 24 февраля 2022 года Беларусь предоставила свою территорию для захода в Украину российских военных.
Сейчас в Беларуси 1262 политзаключенных. С августа 2020 года в стране завели больше 5000 уголовных дел за участие в протестах. 400 журналистов уехали из Беларуси, негосударственных СМИ в стране практически нет, 29 журналистов находятся за решеткой. Независимой адвокатуры тоже больше нет — неугодных лишили лицензий. О ситуации с правами человека в интервью RFI говорит правозащитник, юрист Белорусской ассоциации журналистов и замглавы ассоциации Олег Агеев:
«Если говорить о ситуации с правами человека в целом, то она ухудшилась до уровня критической. Неоднократно наше положение оценивалась как правовой дефолт. Когда государственные институты вообще перестали защищать гражданские и политические права каждого человека — они вообще этим не занимаются. Государство отказалось от своих обязательств, единственное, что делают госорганы — это работают в пользу людей во власти. Обычный человек сейчас никак не защищен в Беларуси. Если посмотреть на уровень политических репрессий — то понятно, почему правозащита называет ситуацию критической. Процент политзаключенных на тысячу населения точно говорит, что мы первые в Европе по этому печальному показателю, и среди первых в мире. В обществе не осталось ни одного сектора, который не затронули бы репрессии. Журналисты, правозащитники, экоактивисты, адвокаты, деятели культуры, профсоюзы, ЛГБТ-сообщество… Да всех затронуло. Власти стали использовать пытки. Если раньше пыткой в Беларуси считалось жестокое обращение в неволе, то с 2020 года это прямые пытки — сотни и тысячи кейсов. Не осталось в Беларуси механизмов защиты прав гражданина. Все, что должно было работать на человека, сейчас работает против него».
«Мы сейчас находимся в ситуации контрреволюции, реакции. После подавления протестов 2020 года в стране установился режим чрезвычайного положения. И эта чрезвычайщина продолжается. Кроме того, Беларусь стала страной-сателлитом России. Режим ЧП и диктатура внутри страны привели в зависимое положение по отношению к стране-агрессору и к соучастию в российской агрессии против Украины», — подводит итог двух последних лет Андрей Егоров, политолог, глава Центра европейской трансформации.
По его мнению, «революция как акт народного подъема, конечно, была проиграна, проиграна еще осенью 2020 года».
«Но революция как исторический процесс, в котором произошло восстание белорусской гражданской нации, вышедшей на авансцену исторического процесса в Беларуси, — никуда не делась. Измененное состояние представлений белорусского общества о себе — сохранилось. Пережитый опыт остался, все это изменило статус-кво. Режим Лукашенко раньше мог утешать себя иллюзией поддержки большинства людей, несмотря ни на что, и что власть имеет достаточную социальную опору, чтобы править. Ну вот 2020-й и два последующих года показывают, что нету никакого большинства за Лукашенко. А его противники увидели, что их большинство. Правящие ныне уже знают, что нелюбимы обществом, а те, кто выступил против Лукашенко на последних выборах, знают, что они уже не маргинальная группа граждан»,
— сказал Андрей Егоров.
Власти уничтожили около 800 НГО, из страны уехали сотни тысяч людей — сотрудники ИТ-компаний, деятели культуры, да просто люди, у которых в соцсетях висели фото бчб-флага или снимки с маршей мирного протеста. Почему же власии дальше продолжают раскручивать маховик репрессий?
«С одной стороны, у них нет уверенности в том, что остановка репрессий не приведет к новому витку борьбы общества против властей. Есть также и инерция. На волне репрессий к власти пришли люди, которые оттеснили прежних управленцев — технократов, экономистов. Силовики хотят остаться у власти — в их интересах продолжать эту линию насилия. Кроме того, эта система не дошла до конца, до точки выживаемости. Если ситуация повернется так, что выживаемость режима потребует экономистов, то репрессии повернутся очень быстро против репрессирующих», — считает Андрей Егоров.
Глава Белорусского института стратегических исследований, политолог Петр Рудковский в интервью RFI говорит, что «то, что произошло в 2020 году, можно назвать „революцией“ разве что в переносном смысле».
— Это была мощная массовая мобилизация во имя демократии и верховенства закона, но там не предполагалась смена режима в обход существующей Конституции. Честный подсчет голосов, прекращение репрессий или отставка президента — все это могло быть реализуемо в рамках существующей правовой системы. С тех пор, когда произошел гражданский порыв к переменам, прошло два года. С точки зрений чувтсв и эмоций, на фоне множества страданий, это долго. Но с точки зрения специфики политических преобразований это все же небольшой отрезок времени. В Польше аналогичные массовые протесты вспыхнули в 1980–81 годах, но понадобилось девять лет, чтобы произошли системные изменения. В ЮАР с времен аналогичных протестов (конец 70-х) до системных преобразований в половине 90-х прошло еще больше времени. И это касается практически всех обществ. Там, где свержение режима происходило быстро, как правило, быстро случался и откат к автократии. Поэтому — нет, «революция», точнее массовая мобилизация 2020 не проиграла. Это очень важный этап на пути к эффективной демократизации. Единственный негативный момент во этом процессе — это страдания множества светлых и выдающихся людей…
— Почему власти до сих пор не останавливают машину репрессий?
— В августе 2020 года, после некоторых колебаний, был взят курс на пацификацию протеста и отказ от какого-либо диалога. То, что происходит после этого — это уже закономерное следствие выбора такой опции. У автократий есть несколько способов обеспечить свою стабильность: опираясь на реальную поддержку в обществе, создавая — путем информационной политики и манипуляций — видимость поддержки, за счет экономического роста и роста доходов или идеологии. Если названные опоры разрушены, зыбкие, то остаются только репрессии. В белорусском случае так и произошло. Реальная поддержка среди большинства населения упала уже давно, но в 2020 году произошло нечто более существенное: власти были уже в не состоянии создавать видимость поддержки. С экономикой тоже все понятно. Остаются репрессии — очень опасный и ненадежный инструмент.
— Остался ли у Беларуси шанс на независимость после февраля 2022 года?
— Шанс конечно же есть. Вопрос — насколько высокий. Путин, по всей видимости, настроен на воссоздание СССР, где Беларусь и часть Украины, которую он надеется окончательно оккупировать, вместе с Россией стали бы новым союзным костяком. Угроза для фактического суверенитета есть, она выше, чем была в течение первых трех десятилетий.
8—9 августа в Вильнюсе проходила конференция оппозиционных сил, открывала ее Светлана Тихановская. Накануне были скандалы и взаимные обвинения. Конференция закончилась объявлением Светланы Тихановской о создании переходного кабинета. В него вошли известные противники режима Павел Латушко, Александр Азаров, Валерий Ковалевский и Валерий Сахащик.
«Что касается раскола в рядах оппозиции, то это процесс достаточно объективный. В 2020 году нас увлекало массовое коллективное социальное действие. А потом, когда начинается застой — а эти два года похожи на застой — начинают вспоминаться старые противоречия, возникают конфликты, на тех, кто на первых ролях, — возлагают ожидания, если последние не оправдываются, начинается критика и т. п. Это естественные процессы. Во время активного движения всё неглавное уходило на второй план»,
— говорит Андрей Егоров.
Что касается разногласий среди оппозиции, то «это, конечно, неприятная вещь, но не стоит делать из них трагедию».
«Протестная волна 2020 года охватила около полумиллиона белорусов. И структуры и организации, которые выросли из протестного движения 2020 года, не могли не впитать в себя всё разнообразие такого огромного массива общества. На все это накладываются структуры и организации „старой“ оппозиции. Если бы в течение двух лет не случилось конфликтов, разногласий или трещин среди этих структур или их лидеров — это я бы счел это социологической аномалией. Другое дело — каким образом будет осуществлятся дальнейшее взаимодействие. Конечно, всегда есть риск, что разногласия могут перерорости в деструктивное русло. Но пока я не вижу оснований для такого вывода. Да, звучит взаимная критика, претензии, есть полемика, есть некоторая дезориентация касательно средств достижения целей, но у основных акторов — на мной взгляд — по прежнему есть чувство общей миссии, общей цели»,
— сказал Петр Рудковский.
РассылкаПолучайте новости в реальном времени с помощью уведомлений RFI
Подписаться