Глава фонда BYSOL Андрей Стрижак: С начала войны у нас появилось новое направление помощи Украине, где сражаются белорусские добровольцы

Инициативы правозащитника Андрея Стрижака помогали белорусам бороться с пандемией, оплачивать штрафы за протесты против фальсификации выборов, поддерживать политзаключенных и их семьи, эвакуироваться из страны. Деятельность его фонда признана на родине экстремистской, сам активист объявлен в международный розыск. С началом войны фонд включился и в помощь Украине. Об этой помощи и своей работе в изгнании Андрей Стрижак рассказал в интервью RFI.

Глава BYSOL Андрей Стрижак © Instagram

RFI: Андрей, сколько на вас уже заведено уголовных дел в Беларуси?

Андрей Стрижак: Честно, не знаю, сколько точно. Знаю, что свои 25 лет тюрьмы уже набрал. То есть нет уже смысла и считать, дальше там или пожизненное, или смертная казнь — уже не слежу. Ориентировочно, семь-восемь дел. Причем они не все мне предъявлены, знаю, что идут какие-то процессы, по которым прохожу в каком-то статусе, но официально об этом еще не объявлено. Плюс у них бардак внутри системы — по нескольку раз экстремистом признают и прочее, так что может где-то накладываться одно на другое.

(В день публикации интервью, 18 мая, стало известно, что СК Беларуси завел еще одно дело против Стрижака за «финансовое и материальное обеспечение вооруженного конфликта и военных действий на территории сопредельного государства» — речь идет, по-видимому, о сборе средств на поддержку Украины и белорусских добровольцев — RFI).

Вы были наблюдателем в Украине во время Евромайдана, в 2015-м организовали инициативу «Гуманитарный маршрут Беларусь — АТО» и пять лет поставляли гуманитарную помощь в Донбасс, работали документатором военных преступлений там. Потом была борьба с COVID-19 в Беларуси и помощь пострадавшим от репрессий после президентских выборов, сейчас снова Украина…

Надо сказать, что я от украинской темы и не отходил, даже когда с 2017 года в Беларуси занимался противодействием закону «о тунеядцах» и потом фондом BYCOVID19, параллельно продолжалась помощь всем организациям, с которыми мы работали и работаем в Украине. В основном это была продуктовая помощь мирным жителям украинского Донбасса, поддержка украинских медиков.

В условиях непризнания властями пандемии и откровенного ёрничества по поводу коронавируса фонд BYCOVID19 по сути организовал борьбу с болезнью в стране, о нем говорили чиновники, врачи, пациенты. Можно говорить о редком для Беларуси взаимопонимании НГО и властей?

BYCOVID19 был очень интересным для меня опытом. Единственная кампания, когда я работал в условиях не то что бы помощи, а, скорее, заинтересованного нейтралитета со стороны властей. Были абсолютно «шизовые» истории, когда на наш склад с утра приезжала съемочная группа гостелеканала ОНТ, а вечером приходила группа «Радыё Свабода». И мы старались делать график посещений, чтобы они не пересеклись. И все ждали, когда же нас разгромят уже. Но о нас стали писать даже государственные районные газеты — после передачи в больницы оборудования, тех же концентраторов, масок, средств дезинфекции, приобретенных на пожертвования. Мы были на взлете,

BYCOVID19 стал брендом, под ним работало несколько сотен человек, а с болезнью сражались тысячи по всей стране. И тут такой момент: было много людей внутри системы, которые за 10 лет, условно с 2010 по 2020 годы, оставались небитыми, я это так называю. Поэтому в 2020-м и стало возможным все то, что происходило в стране.

Почему врачи так мощно участвовали в протестах 2020 года? В том числе потому, что во время работы кампании BYCOVID19 они увидели потенциал гражданского общества, увидели, кто на самом деле за них, что люди готовы за них вступаться, помогать, привозить все необходимое. И потом они сделали то же самое, когда выходили на протесты, требовали прекратить насилие.

Потом, как известно, многих врачей репрессировали, уволили, большое количество медиков уехало из страны (по данным ресурса zerkalo.io, в апреле в Беларуси были не закрыты 3500 вакансий для врачей — RFI). Я представляю, в каком состоянии врачебная система в Беларуси сейчас — она отброшена на десятки лет назад.

И тут подошли выборы президента — 2020, Вы понимали, что ждет страну?

Я понимал, что все эти настроения времен пандемии, гражданский подъем должны будут во что-то реализоваться. Но не очень верил в выборы — так или иначе участвовал в электоральных кампаниях с 2001 года. Уже появилось такое, скажем так, «замыление» от всего этого за 19 лет — наверное, все будет как всегда. Но меня, конечно, удивили километровые очереди желающих поставить подпись за кандидатов.

Я думал, что, скорее всего, все закончится плохо, но в этом движении нельзя было не участвовать — это часть исторического процесса и пробуждение сознания у людей. Всё — ситуация созрела. Сергей Тихановский, Виктор Бабарико антиковидная кампания и Лукашенко — вот факторы, сформировавшие 2020 год. Люди из антиковидной кампании объединялись даже в самых маленьких поселках и райцентрах, потом я видел их же в кампании по сбору подписей, на протестах, среди попавших в тюрьмы и здесь в эмиграции. Все факторы говорили о том, что будет серьезная движуха, какой она будет — этого никто не знал, ну вот такой она оказалась.

27 июня 2020 года мы объявили об остановке BYCOVID19 и практически сразу же перезапустили BYHELP — общественную кампанию, которая расходится и возрождается каждый раз при потребности. И он не распущен до сих пор — репрессии в Беларуси не заканчиваются. С 27 июня по день выборов 9 августа было собрано порядка 180 000 евро — приличная сумма.

Когда начались массовые репрессии, мы решили: помогаем тем, кто отсидел сутки и тем, кто был оштрафован, но тут же появилась новая категория людей — избитых, раненых и убитых даже! Расширили мандат еще на эту категорию. И тогда за один день пришел первый миллион евро, потом еще миллион и через несколько дней — это было 14 – 15 августа — пришло понимание, что есть еще одна категория: уволенные за политику, стихийно организованные стачкомы. Появилась еще одна структура BYSOL, мы уже физически не вытягивали весь объем работы. Мы и сейчас друг друга поддерживаем, это две реки из одного устья, но с разными подходами, концепциями и механизмами работы.

Потом еще появилась и эвакуация белорусов из страны, которым угрожало политическое преследование. Это до сих пор актуально для фонда?

Цифры, маршруты — ничего по эвакуации не смогу рассказать, читатели бывают разные. Каждый маршрут и без того опасен. Мы столкнулись с ситуацией, когда люди действительно стали нуждаться в экстренном выезде, очень усложненном. Тут и ковидные ограничения, и ограничения по выезду по уголовным делам, прочее.

Есть разные механизмы, есть визовая поддержка, в частности, если мы говорим про гражданских активистов с подтвержденными репрессиями, то у нас есть возможность визовой поддержки через Литовскую Республику. Мы являемся одной из структур, верифицирующих эти истории.

Другие возможности сейчас очень сильно ограничены российской агрессией против Украины, очень многое строилось именно на этом направлении. Тем не менее, остались разные возможности помогать людям уезжать из Беларуси. Все страны-соседки, в том числе Россия, так или иначе задействованы. Беларусь можно покинуть несколькими способами.

Другой вопрос, что, учитывая уровень взаимодействия силовых структур Беларуси и России, последняя не является безопасным местом для белорусских беженцев. И процедура экстрадиции не значит ничего ни для белорусов, ни для российских властей. Приедут силовики, запихают тебя в бусик и повезут, куда им надо. Можно вспомнить, как чеченские омоновцы забирали чеченских беженцев в белорусском Добруше, просто приехали и забрали, никто никаких документов не оформлял.

После прибытия в безопасную страну фонд прекращает «вести» человека?

По-разному. Если человек хочет доппомощи от BYSOL, то у него всегда есть возможность открыть персональный сбор. Не скажу, что уж очень хорошо жертвуют на такие сборы. Есть у людей восприятие такое, что если ты уже в Литве или Польше, более-менее здоров — то иди, работай, ты уже в безопасности. Хотя сейчас понятно, что с этим стало намного хуже. Особенно если говорить о Польше, уровень ксенофобии, который развился по отношению к белорусам после начала войны, очень высок. Польша, как и многие страны, этноцентрична, она думает в первую очередь о себе и своих проблемах, кто там в Беларуси разрешил русским ракетам лететь — зависимые или независимые белорусы — они не разбираются. Тут главный индикатор — паспорт.

И это очень грустно, особенно когда человек бежал из Беларуси, оказался в Украине, попал в военную ситуацию, затем в Польшу — и там вместо поддержки получает себе еще одну волну хейта и невозможность даже устроиться. Есть очень много примеров, когда люди идут на стройку или в клининг, и люди говорят нет белорусскому паспорту.

Одна из частей нашей работы в BYSOL — переламывание этой тенденции.

С 24 февраля по сегодняшний день мы сделали только в ФБ 41 миллион взаимодействий, очень сильно вложились и медийно (в неделю около 50 публикаций), купили рекламу. Это серьезная работа по улучшению имиджа, очень много здесь делают белорусские добровольцы в Украине, белорусские же волонтеры, которые остались в Украине и работают до сих пор. Все это немного вытаскивает наш имидж.

Наша первая новость о поставке двух машин скорой помощи в первую неделю войны вызвала много критики от украинцев, дескать, вы стреляете в нас и тут какая-то гуманитарка… Ситуация начала меняться, когда 3 марта в бою за Бучу погиб белорусский доброволец Илья Хренов с позывным «Литвин» (по состоянию на 16 мая в Украине погибло 6 белорусских добровольцев — RFI). Жизнь все же величайшая ценность. И это стало менять восприятие украинцами белорусов, не Лукашенко и его режима, а белорусов.

Если в 2020 году собирался миллион евро за день, то как сейчас с пожертвованиями в пользу белорусов и с донатами на помощь Украине?

Есть очень важный момент. Ситуация в Беларуси очень сильно затянулась — этому вялотекущему политическому кризису уже почти два года, ясно, что у людей есть определенный запас прочности, запас интереса к ситуации. Появилась тенденция, когда часть наших доноров стали говорить: ну, если они там так живут, значит, им, видимо, все там нравится, и зачем мы будем тогда включаться в этот процесс, у нас своя жизнь, свой бизнес.

Поэтому если говорить про донаты на Беларусь, то уменьшение внимания было такое пологое, в течение полутора лет, потом, когда случилась война в Украине, — очень резкое изменение и перефокусировка, а сейчас мы столкнулись с таким: война в Украине уже достаточно долго длится, она уже не настолько цепляет, интересует людей, соответственно, и помощь Украине начинает снижаться, а помощь Беларуси еще больше снижается. Но это еще и сезонность, традиционно пассивное время наступает. Новый сезон начинается осенью.

Стандартный нормальный довоенный сбор у нас был 12 000–15 000 евро в неделю, с началом войны общие цифры с учетом украинских сборов доходили где-то до 50 000 в неделю, сейчас опять вернулись в положение 10 000–15 000 евро. Да, происходит падение. Но тут тоже надо понимать, что очень многие из тех, кто нам донатили, сильно потратились. Они восстанавливают свой собственный баланс.

Что касается помощи Украине, то тут два направления, первое — гуманитарное, в рамках которого мы направляем медицинские товары и санитарный транспорт. Второе — помощь белорусским добровольцам, всем подразделениям, которые есть и которые мы верифицировали.

На сегодня есть пять групп. Батальон имени Кастуся Калиновского (около 500 бойцов), денежные перечисления на поддержку семей погибших и раненых. Готовим пакет документов для перевода помощи. Отряд «Пагоня» — тоже достаточно большое количество добровольцев.

Отряд имени Ильи «Литвина» в Одессе, отряд небольшой, но занимается очень важным делом — контрдиверсионная деятельность на одесском направлении. А там Приднестровье под боком, сама Одесса — непростой город с большим количеством сторонников «русского мира», да и в целом для России Одесса — это лакомый кусок. Работы у них много.

Кроме того, есть белорусы в составе Антиавторитарного отряда, наверное, это самое непубличное подразделение — анархисты из разных стран, очень интересные ребята. В паблике была ровно одна фотография — с красно-черным и бел-чырвона-белым флагом. Непубличные, но они есть и они воюют. И также есть прямой контакт и нормальные взаимоотношения с Игорем Янковым «Янкі» (ранен на протестах 2020 года в Минске, участник боев за аэропорт в Борисполе — RFI), пулеметчиком в ВСУ, у него украинское подразделение, но он очень сильно промотирует белорусский вопрос.

Если смотреть по распределению, то батальон Калиновского и отряд «Пагоня» — это 50% от всей суммы сборов, как самым крупным структурам. Вторая половина для остальных трех групп. И мы работаем только по запросу, то есть требуется машина — значит, машина; бронежилеты и каски — хорошо, предоставляем их.

Важно: мы не покупаем ничего, связанного с оружием либо само оружие, то есть никаких приборов ночного видения, тепловизоров, прицелов и т. д. Тактическая медицина, средства защиты, транспорт — это наш мандат.

Плюс у нас достаточно много инициатив открывают свои сборы — транспорт для военных, аптечки, есть инициатива, которая собирает деньги для того, чтобы шить форму. И есть отдельный сбор совместно с фемдвижением Беларуси для женщин, переживших сексуальное насилие во время войны.

Насколько это серьезная проблема?

Очень серьезный блок проблем, я бы сказал. По сути, Российская Федерация сейчас ведет войну, в которой неконвенциональные способы являются нормальной частью ее военной доктрины. Уничтожение гражданского населения, создание для него невыносимых условий, уничтожение инфраструктуры — это вот просто практика россиян. Они это делают осознанно, это — стратегия. Вспомним известные довоенные ролики, где российские летчики тренируются бомбить пяти- и девятиэтажки. Зачем? Это структура гражданская, ее не нужно бомбить вообще, если там засел какой-то отряд врага, то есть понятие соизмеримого и несоизмеримого средства огневого поражения.

На любой войне есть случаи изнасилований, мародерства — это особенность человеческой психики в условиях неконтролируемой власти, когда есть оружие и возможность доминировать над человеком. Но то, что происходило и происходит с этим в Украине, — это осознанные действия, если не прямой приказ командира. Сексуальное насилие в этой войне рассматривается как дополнительный урон противнику. В том числе для снижения морального духа бойцов на фронте. Там вообще много разных аспектов.

И все жертвы сексуального насилия нуждаются в медпомощи. Вообще, когда начинаешь в этом всем разбираться, то понимаешь, что у россиян не только техника 70-х годов прошлого века, само ведение войны в традициях века 17-го, 18-го в лучшем случае. Ни о какой офицерской чести речи не идет, только витрина такая для внутреннего потребления — русский солдат-освободитель и так далее. У меня есть основания для такого мнения, я работал документатором военных преступлений на Донбассе с 2017-го по 2020-й — до BYCOVID19, сейчас тоже приходится слышать документаторов новых преступлений.

Сейчас довольно популярно мнение о заранее спланированной Москвой зачистке белорусского общества, чтобы облегчить путь России на Украину — активисты или в тюрьме, или в эмиграции, медиапространство выжжено, протестовать против войны — равно сесть в тюрьму.

Да, я знаю эту конспирологию насчет белорусской революции и последующей зачистки, спровоцированной и подготовленной. Но, честно сказать, в такие сложные многоходовки не верю. Когда ты пробуешь ретроспективно на это смотреть, то действительно можно все вписать в предложенную схему, но это ошибка логического мышления — а логики во многих вещах просто нет, скорее, там чьи-то косяки, чье-то разгильдяйство. У нас зрела потребность мирных перемен — была иллюзия, что мы можем добиться всего мирным путем, а Москва при этом будет безмолвствовать. Немножко наивная, инфантильная даже в какой-то степени точка зрения, но какая была. Принудительно развитие сознания и самосознания не ускоришь.

Но, безусловно, все это легло на руку Путину, он смекнул, что надо бы зачистить эту территорию, и Лукашенко ему очень сильно помог, потому что я не знаю, будь сейчас, например, в Беларуси все те, кто в 2020-м протестовал, как бы развивались события с введением российских войск, огневыми позициями.

Но Украина победит, а Беларусь станет свободной. Не может быть по-другому. Если страна сопротивляется агрессору — и за нее весь цивилизованный мир, то победа все равно будет. Байден вот подписал ленд-лиз, который совершенно меняет ситуацию.

Но не верю в быстрые преобразования в России. Российские элиты — как и белорусские — делали все, чтобы уничтожить любое инакомыслие, вырезать несогласных и взращивать себе подобных. Даже остатки технократов и либералов от экономики покидают сегодня страну. В отношении России у меня мало позитива и мыслей, думаю, сами русские не знают, как переделать Россию, те, кто мог, уже мертвы — Немцов, Политковская, носители западной либеральной идеи, а Навальный таковым носителем не видится. Если мир сможет если не разрушить империю, то хотя бы ослабить до максимального уровня, то мы сможем выиграть два-три десятка лет на то, чтобы построить свою страну.

У вас большая команда?

Пятнадцать человек, все бежавшие из Беларуси, кроме одного человека, который уже давно живет в Литве. Разработан план против выгорания, техника безопасности — обязательный отпуск, гигиена труда и отдых — никакой работы в выходные, по необходимости сотруднику предоставляется психолог. У нас травматичный инструментарий и травматичные темы.

Вы ощущаете себя в безопасности в Литве?

Нет. Я вообще себя в безопасности давно уже не ощущаю. Моя работа, наши фонды — головная боль для белорусских властей, и им хотелось бы поменьше этой боли. Тут помогают такие истории, как бусидо. Это твой путь, если ты на него встал, ты должен понимать, что в принципе уже мертв, что все худшее с тобой уже случилось. Как человек живой, конечно, я хочу пожить подольше, сделать еще что-то. Но понимаю, что если все это прекратится на днях, то мне будет что себе сказать — уже не зря пожил. Пока работаем дальше.