Есть ли в Беларуси гендерное равноправие?

Почти 90% людей в Беларуси имеют хотя бы один гендерный стереотип в отношении женщин. Лидирующими являются предрассудки в отношении участия и роли женщин в политике — около 70%.

Мужской марафон 23 февраля в Минске REUTERS/Vasily Fedosenko

8 марта в Беларуси — государственный праздник и официальный выходной день. С цветами и поздравлениями в День женщин в Беларуси все в порядке, а вот как с правами героинь праздника?

Мужчины успешнее женщин в политике, мужчины лучшие управленцы, чем женщины, для мужчин высшее образование важнее, чем для женщин, работа важнее для мужчин, чем для женщин. Это данные нового исследования ПРООН «Индекс гендерных социальных норм». Согласно же недавнему исследованию центра BEROC, в Беларуси рекордно увеличился разрыв между зарплатами мужчин и женщин — средняя женская зарплата равнялась 72,7% мужской. По данным исследования общественной организации «Гендерные перспективы», почти 90% опрошенных женщин сталкивались с дискриминацией на рынке труда. Глава организации, социолог Ирина Альховка в беседе с корреспондентом RFI отмечает, что женщины на рынке труда не участвуют в принятии решений, разрыв в зарплатах мужчин и женщин не особенно зависит от сектора экономики — государственный он или частный.

Ирина Альховка DR

Ирина Альховка: И мужчины, и женщины, которые работают в бюджетной сфере, все получают мало, это тоже надо понимать. Но все-таки этот разрыв фиксируется еще за счет того, что в любой сфере женщины работают на уровне главных специалистов, начальников отделов или специалистов, но не на уровне принятия решений. Конечно же, люди, которые работают на уровне принятия решений, — это мужчины, получают зарплаты больше. Но вот в такой сфере, как IT (самые большие зарплаты в Беларуси — сфера высоких технологий), разрыв составляет 55% — это самый большой разрыв по отраслям. Разрыв еще за счет того, где работают мужчины и женщины. Мужчин больше всего среди технического персонала, который создает продукты, а женщины — среди персонала, который эти продукты продвигает и работает с кадрами — пиар, эйчар. В государственном секторе все получают меньше, хотя разрыв есть и в сфере образования, в других бюджетных сферах — но они около 15–16%. Практически в каждой сфере экономики разрыв фиксируется — в среднем он сейчас составляет 25%. Это прилично, но это проблема не только Беларуси. Мы здесь не в уникальном положении, другое дело, как каждая из стран выбирает стратегию борьбы с этим. Кто-то вводит квоты, как Европа, в Германии уже квотируют предприятия, в которых трудится от 200 человек. И эта система квотирования позволяет обществу или государству влиять на то, чтобы женщины в управлении предприятием были представлены. За счет этого тоже снижается разрыв в оплате труда — в Евросоюзе он в среднем составляет 18%. Ситуация достаточно распространенная, и, конечно, она показывает, какой прогресс есть в отношении того, насколько женщины владеют ресурсами мира. Вот вроде бы в Беларуси женщины — это большинство, их у нас больше, чем мужчин, но вот если говорить о ресурсах, то здесь большой вопрос. Они и меньше зарабатывают, и есть небольшой разрыв в пенсиях.

Разрыв в доходах начинается с образования

Ирина Альховка: Несмотря на то что законодательно для женщин нет никаких ограничений в получении образования в технических сферах, есть социально-культурные нормы, которые ограничивают. Когда родители говорят, что это будет сложно для тебя, что лучше пойти в какую-нибудь «чистенькую» сферу… Потом мы не должны забывать о том, что женщины с детьми выбирают работу там, где им будет удобно совмещать профессиональные и семейные обязанности. Поэтому цель STEM (Science, technology, engineering, mathematics — это новый подход в образовании, когда все отрасли естественно-научного и технического знания объединены, и ребенок получает эти знания не из учебника, а через решение творческих задач) — стимулировать девочек, чтобы они получали образование в высокотехнологичных сферах, «низкоуглеродных» сферах, как сейчас модно говорить, потому что тогда они будут иметь больше возможностей на рынке труда себя реализовать.

12:56

Есть ли в Беларуси гендерное равноправие

Геннадий Шарипкин

В Беларуси характерный такой разрыв — у женщин высокий уровень образования, но низкая реализация на рынке труда. Интересные результаты международного исследования грамотности PISA: мальчики и девочки имеют примерно одинаковую успеваемость по техническим предметам, но когда детей спросили, видите ли вы себя работниками сфер, связанных с IT, техникой и технологиями, 13% мальчиков ответили утвердительно, а девочки — только 2%. Социальные нормы сказываются на том, как дети себя видят в будущем. Здесь я не вижу особенного понимания со стороны государства. Смотрите, в белорусском Кодексе об образовании до сих пор такая формулировка: «Гендерное образование — это образование с учетом предназначения мужчины и женщины». Что такое предназначение, я не очень понимаю в 2020 году. Нужно вообще отказываться от этого и говорить о личностной реализации, независимо от пола.

О традиционных ценностях

Несколько лет в Беларуси разрабатывался закон о противодействии домашнему насилию, Ирина Альховка входила в состав рабочей группы. Закон предлагал новые меры профилактики и пресечения насилия (не только по заявлению жертвы, как сейчас, но при установлении самого факта насилия), новые для Беларуси понятия: «экономическое насилие», «преследование», «домогательство».

Особенное возмущение и волну петиций против закона вызвало предложение официально запретить бить детей. В 2018 году Александр Лукашенко поставил точку: «Все это дурь, взятая прежде всего с Запада. Вы можете не переживать, и народ пусть не волнуется — мы будем исходить исключительно из собственных интересов, наших белорусских, славянских традиций и нашего жизненного опыта».

Сейчас в Беларуси новая волна возмущения от сторонников «традиционных ценностей». Летом и осенью прошлого года по инициативе Римо-католической церкви шел сбор подписей за принятие закона «О запрете пропаганды и публичной демонстрации гомосексуализма и других половых извращений несовершеннолетним». К инициативе католиков присоединилась и православная церковь. В обращениях говорится о необходимости принятия надведомственной национальной программы по сохранению традиционных ценностей, что является «залогом для существования белорусов как самобытной и суверенной нации».

Ирина Альховка: Мне кажется, сегодня это такая борьба идеологий. Вот эти аргументы, что если вы один раз шлепнете по попе ребенка, не купите ему желанную игрушку или проигнорируете его плач, то немедленно выедет милиция, заберет ребенка и отдаст его однополой паре или вообще куда-то там отдаст… — ну это все какие-то страшилки, это — дезинформация. Это — не другое мнение, это — очень хорошо спланированная информационная кампания, которая в общем-то выступает и против концепции прав человека, и против прав женщин, на ограничении демократических ценностей. При этом наши консерваторы сами вовсю пользуются демократическими инструментами: пишут петиции, собирают подписи, используют понятие «ограничение их прав человека». Но опять же это не уникальная белорусская ситуация, были очень похожие кампании в Грузии, Армении, Румынии, Польше против законов о насилии, за ограничение репродуктивных прав женщин. Мы говорим о возрождении консервативного течения, которое хочет переделать мир, которое хочет, чтобы по этим их ценностям жили все. Ну и здесь есть много манипуляций. Как социолог, могу сказать, что такое традиция. Сто лет назад белорусская семья была сельской и многодетной. Где она сегодня? 75% населения Беларуси живет в городах, мы — урбанистическая страна, все эти тенденции будут нарастать. Идеологическая борьба, которая не имеет ничего общего с пониманием социальных процессов, но при этом, конечно, создает моральные практики, нагнетает истерию и способствует тому, что государство вынуждено реагировать на это, потому что ему важно смотреть, чтобы не образовывались какие-то очаги социального напряжения. Но с другой стороны, здесь, конечно, нужно деконструировать все эти мифы, которые направлены, на мой взгляд, на то, чтобы вообще остановить прогресс, что сегодня невозможно. Равноправие — это сегодня наша ценность, она закреплена в Конституции, нигде не написано, что мужчина — глава семьи, а женщина и дети являются его собственностью и подчиняются. Знаете, равноправие — это тоже наша традиция. Важно, чтобы люди могли выбирать, как они хотят жить, но невозможно сегодня диктовать традицию. Государственные решения не должны приниматься на основе какой-то истерии, а должны на основе доказательной базы и экспертных заключений. Общественное мнение… ну, спросите у общества, все ли хотят платить налоги — думаю, будут интересные результаты. Сегодня группы, занимающиеся гендерными проблемами, обвиняют во всем зле. А это прелесть нашего общества, что мы все разные, это прелесть наша, мы должны ценить это разнообразие. Общество пересматривает свое отношение, и мы должны видеть все группы, в том числе и ЛГБТ-группы — тогда мы все выиграем. И вот это — настоящая толерантность, а не мифическая и не истерическая, которая просто настраивает друг против друга какие-то группы. А это очень опасная ситуация, потому что гражданские войны начинаются с раздоров в семье — я в это верю.

Как отмечает Ирина Альховка, «парадоксально, но концепция закона о противодействии домашнему насилию разрабатывалась по инициативе государства и по поручению главы государства».

Ирина Альховка: Это не было инициативой отдельного чиновника. И парадоксальность в том, что позиция государства была прогрессивнее, чем общественное мнение — обычно у нас все наоборот. Проблема была признана. Есть статистика МВД: бытовые правонарушения или преступления занимают треть от всех преступлений. В прошлом году уже фиксировался рост преступлений в бытовой сфере — ну куда же от этого прятаться? Закон был комплексным, он вовлекал все органы, гражданское общество, в том числе религиозные организации, чтобы работать с этой темой. Но конечно сопротивление части общества… Может быть, и наше упущение — недостаточно просветительской работы было, информирования. Лично моя боль — закон не был поддержан всем правозащитным сообществом. Очень грустно, но что делать — 20 лет за этот закон боролись, сегодня выросло новое поколение, думаю, оно поддержит нас в этом. Мы можем учиться у других стран, в том числе на отрицательных примерах. Минтруда, кстати, тоже фиксирует рост обращений в кризисные комнаты. Пятая часть звонков — люди старше 50–60 лет. Это люди, которые страдают от насилия со стороны детей. Про какие традиции можно говорить? А поскольку сегодня закон таков, что без заявления потерпевшей стороны не будет никакого разбирательства, если только это не тяжкие телесные, то все это остается безнаказанным — родители никогда не напишут заявление на своих детей. Нужно вмешательство государства, иначе никак. Неужели мы в таких традициях хотим воспитывать будущее поколение? Я с этим не согласна.

Социолог называет четыре главные гендерные проблемы Беларуси. Это экономическая дискриминация, насилие в семье, насилие вне семьи (так «по данным совместного исследования ЮНИСЕФ и Белстата, 30% белорусских женщин не чувствуют себя в безопасности в публичных местах»). «Ну и стандарты или стереотипы о социальных ролях, мужчины, идущие в отпуск по уходу за ребенком, или женщины, работающие за рулем фуры, — это уже есть, но это до сих пор — диковинка. Равноправие должно стать нормой», — подчеркивает Ирина Альховка.

В Беларуси не было своей кампании MeToo — не потому что сексуальных домогательств здесь не бывает. По словам Ирины Альховки, харрасмент — тема до сих пор табуированная в Беларуси, с последствиями, «у нас просто нет такой статистики», об этом женщины предпочитают молчать — себе дороже.