Перейти к основному контенту

Легкое смещение, и к черту летит все

Филолог Гасан Гусейнов об обреченных на неудачу попытках очистить язык от всякой скверны путем запрета оной. 

Гасан Гусейнов
Гасан Гусейнов RFI
Реклама
08:20

Легкое смещение, и к черту летит все

Гасан Гусейнов (подкаст)

В субботу 25 мая в мире отмечался день филолога. Филолог — это человек, который изучает язык. Филологи бывают разные. Но лучшими из всех являются филологи-законодатели, выискивающие нехорошие слова и запрещающие их.

Называясь филологами, или языколюбами, они мечтают очистить язык от всякой скверны путем запрета оной на вечные времена и очень сокрушаются, что люди находятся в более сложных отношениях с собственной речью. Например, одно из правил, существующих от природы, попросту ужасно. Стоит только людям строго-настрого договориться никогда и ни при каких обстоятельствах не использовать такие-то и такие-то слова, как появляется некто, и не один некто, но еще и другой, и третий, и двадцать пятый. И вот они начинают — словно назло всем остальным! — использовать именно это запрещенное выражение. И хорошо еще, если только его. А то ведь вот какую ужасную вещь учудили.

В одной стране, назовем ее Падишахией, жил мудрый законодатель, который внимательно следил за речью граждан. И почувствовал, что многие стали говорить обидные для самого падишаха речи. Падишах поначалу всем нравился, но в силу быстрого течения времени не заметил, что провел на престоле больше времени, чем нужно, и вот подданные падишаха начали мало-помалу это тоже замечать. И высказываться с каждым днем все грубее и грубее.

Законодатель, ведь он был мудр, задумался и догадался, что грубое высказывание, произнеси его кто-то первым, немедленно было бы подхвачено и другими людьми. Как говорили в той стране, такое дело запустило бы два процесса. Один — на самом верху, у начальства, вызвал бы ужасную обиду и боль. Столь сильную обиду и столь непереносимую боль, что падишах, чего доброго, мог бы захотеть покарать всех злоречивых.

А другой процесс, подумал законодатель, мог бы в самом низу вызвать желание как можно скорее избавиться — и не только от главного обиженного падишаха, но и от всего его окружения, включая и самого мудрого законодателя, и всех холуев падишачьих. Тем более, что в истории Падишахии такое бывало, и не один раз.

Законодатель понимал, что убедить падишаха уступить власть другому, избранному народом, он уже не может. Нужно срочно найти другой выход. И тогда мудрый законодатель решил, что нужно запретить грубые слова, которые могли бы оскорбить падишаха. Пока еще это в наших силах, подумал он, нужно объявить народу, что за грубости придется отвечать в суде.

Сначала составили короткий список с самыми грубыми словами. Правда, эти слова были запрещены и прежде, но наказание за их употребление было не очень строгим. Теперь же, когда такие слова, как «долбоклюй», «тугосеря» или «кайло», объявлялись несмываемыми оскорблениями, никто не осмелится их употреблять, потирал руки законодатель. По всем газетам, телеканалам и радиостанциям был разослан секретный список запрещенных слов.

Довольный законодатель впервые за долгие месяцы лег спать успокоенным. Теперь-то уж точно никто не посмеет назвать падишаха этими ужасными словами. Засыпая, законодатель вспоминал, как девятнадцать лет назад, когда падишах завершил свой первый год на престоле, он получил милую, но все же немного обидную кличку «годовасик тугосеря». Вызванный для дачи показаний автор этого неологизма объяснил свои слова тем, что падишах плохо понимает, откуда он пришел, и не спешит внятно объяснить согражданам, куда ведет Падишахию.

Словолюба отпустили. Но обида осталась. Сам же «годовасик тугосеря», словно подстегнутый ужасной кличкой, стал, наоборот, торопиться и довольно быстро промотал политическое наследие предшественника и рассорился со всеми соседями. За грубость и неловкую политику в отношении ближайшего соседа он получил новую кличку — «кайло». Тут уж падишаху стало совсем обидно. С ним заодно обиделся на соседей и весь народ Падишахии.

— Что ж, — запричитали подданные, — если мы хотим отколоть от соседней земли кусочек, который всегда считали своим, неужели мы все теперь «кайла»? Где же это видано, чтобы людей обзывали именем такого грубого инструмента? Слово «кайло» тут же вошло в стоп-лист всех СМИ.

Но обида осталась. Законодатель вспомнил, как впервые узнал слово «долбоклюй». С годами «годовасик тугосеря» подрос и округлился. Он признавался законодателю, что ждет-не дождется, когда подданные дадут ему какое-нибудь во всех отношениях приятное прозвище, ну, например, «плешивый мудрец». Но вместо этого его назвали «долбоклюем». «Долбоклюй» был мгновенно запрещен. Однако, из-за распространения соцсетей все три прозвища падишаха — тугосеря, долбоклюй и кайло — словно планеты вокруг солнца — продолжили вращение вокруг набалдашника вертикали власти.

Законодатель проснулся на рассвете, разбуженный обиднейшим для падишаха известием. Не успели просохнуть чернила указа о запрете «долбоклюя», как неизвестный и, надо сказать, совершенно беззащитный человек, не москвич и не ленинградец, а откуда-то из глубокой провинции, опубликовал на своей малопосещаемой странице в интернете слова «падишах — сказочный долбозвон». Разумеется, карательные органы тотчас схватили негодяя, но привлечь того к ответственности не смогли: «долбоклюй» в списке запретных слов был, а «долбозвона» не было. К тому же, оправдывались работники органов, слово «сказочный» явно двусмысленно, и не вполне ясно, похвалить или похулить падишаха хотел этот злоумышленник.

Законодатель уже понял, что совершил ошибку, что, может быть, следовало бы вместо запрета просто обязать газетчиков и телевизионщиков собирать, отбирать и публиковать хвалебные высказывания о падишахе. Например, подумал законодатель, я мог бы и сам, под видом простого человека, написать письмо в газету с вопросом, почему до сих пор никто еще не назвал падишаха «плешивым мудрецом». Ведь тут и лиризм, и чистая правда: ну как еще назвать человека, сумевшего за такой короткий исторический срок превратить всю нашу малосолнечную Падишахию во всемирное пугало? Только мудрецом! Но уж никак не загадочным «долбозвоном»!

Вообще, откуда «звон», когда все делается тускло, глухо, смрадно. И притом ни у кого из соседей — ближних и дальних — нет никаких доказательств, что нагадил именно тугосеря.

В языке Падишахии включился тот самый коварный механизм, который изучают филологи-ассенизаторы. Усекновение трех голов Дракона-Обидчика не помогло. Легкое смещение — и к черту летит все! На месте запрещенных образовалась целая плеяда хвойных звезд, концы которых прирастали новыми и новыми лучами и звездами. Дело дошло до того, что во время одного из заседаний законодательного органа пришлось запретить даже слово «звездочет», восходящее к «звезде» в новом и довольно похабном значении этого слова. Такое, казалось бы, надежное словосочетание, как «вертикаль власти», тоже пришлось отменить за неконтролируемый подтекст, возникающий из соседства «вертикальности» с «тугосерей» и неаппетитного продукта «годовасика».

Падишахия и сегодня пытается перейти на какой-нибудь другой, менее обидный язык, в котором, например, не было бы оскорбительных названий животных и птиц — всех этих «ослов», «петухов» и «баранов». Но ничего не получается. С обидой горше прежнего смотрит плешивый мудрец на своих гнусных подданных и молчит. Что ж вы, филологи-логофеты, так подвели падишаха?

РассылкаПолучайте новости в реальном времени с помощью уведомлений RFI

Скачайте приложение RFI и следите за международными новостями

Поделиться :
Страница не найдена

Запрошенный вами контент более не доступен или не существует.