«Завтра могут прийти к любому» — дело о госизмене ученого Кудрявцева

В России адвокаты, правозащитники и родственники борются за освобождение из-под стражи ученого Виктора Кудрявцева, которого обвиняют в государственной измене. На вопросы RFI ответил адвокат ученого Иван Павлов, руководитель правозащитного объединения «Команда 29», и сын Виктора Кудрявцева, доктор физико-математических наук Ярослав Кудрявцев.

Ученый из Центрального научно-исследовательского института машиностроения (ЦНИИмаш) Виктор Кудрявцев был арестован 20 июля 2018 screenshot Youtube

Ученый из Центрального научно-исследовательского института машиностроения (ЦНИИмаш) Виктор Кудрявцев был арестован 20 июля в своей квартире в подмосковном Королеве. Параллельно его задержанию прошли обыски в кабинетах института, а также в офисе директора аналитического центра Объединенной ракетной-космической корпорации Дмитрия Пайсона.

19:49

Дело о госизмене ученого Виктора Кудрявцева - комментарии адвоката Ивана Павлова и сына Ярослава Кудрявцева

Александр Валиев

Виктора Кудрявцева обвинили в передаче неких секретных сведений Фон Кармановскому институту гидродинамики, расположенному в Бельгии. В ЦНИИмаше он одно время работал заместителем начальника центра аэродинамики, затем по возрасту перешел на должность ведущего научного сотрудника. Свою вину Кудрявцев не признает. На вопросы RFI ответил адвокат ученого Иван Павлов, руководитель правозащитного объединения «Команда 29», и сын Виктора Кудрявцева, заведующий лабораторией Института нефтехимического синтеза им. А. В. Топчиева (ИНХС РАН) доктор физико-математических наук Ярослав Кудрявцев.

Иван Павлов: Это наш профиль, и мы ведем очень много подобных дел, это дела на стыке как раз 29 статьи Конституции, которая гарантирует свободу информации, и 29 главы УК, которая содержит составы преступлений против государственной безопасности. И дело Кудрявцева — одно среди них. Выделяется это дело, прежде всего, возрастом нашего подзащитного: 74 года, и этого человека с букетом заболеваний держат в самом охраняемом изоляторе страны, Лефортово. Он охраняется от всех, в том числе от адвокатов, поскольку адвокаты, чтобы попасть к своим подзащитным, проходят унизительную процедуру жеребьевки. Мы разыгрываем места, чтобы попасть на свидание к нашим подзащитным и поработать с ними хотя бы какое-то время. Два раза в месяц собираемся у входа в этот следственный изолятор и тянем жребий, когда будет наше место в очереди.

Это связано с нехваткой свободных кабинетов?

Именно так. Всего шесть кабинетов на 200 арестованных. В нашей же очереди стоят следователи не ФСБ, а Следственного комитета, поскольку в этом изоляторе с недавних пор размещают высокопоставленных обвиняемых по делам, которые ведет СК. И, если у следственного управления ФСБ свой отсек со своими кабинетами, куда они вызывают для следственных действий арестованных, то адвокаты вынуждены делить очередь со следователями СК, и это доставляет еще немало проблем. Поскольку так повелось, что в следственном изоляторе Лефортово следователи имеют преимущество перед адвокатами и заходят к своим подследственным раньше, чем мы можем зайти к своим подзащитным.

Сколько раз вы уже виделись со своим подзащитным?

Нам удалось встретиться с ним всего лишь один раз в следственном изоляторе и один раз при процедуре апелляции, когда Московский городской суд проверял, насколько законно была избрана ему такая мера пресечения, как содержание под стражей. Но вот в условиях следственного изолятора, где мы, вроде как, должны проводить это время конфиденциально, наедине, и имеем возможность работать, всего лишь 20 минут нам позволили быть вместе со своим подзащитным. Как раз из-за дефицита мест и большого наплыва тех, кто хотел попасть к своим подзащитным. И вот в эту пятницу мы будем проходить очередную жеребьевку и узнаем, когда в следующий раз попадем к нашему подзащитному.

На ваш взгляд, есть ли в этом деле элемент политической составляющей?

В этом деле, безусловно, есть политическая составляющая, поскольку само преступление называется «государственная измена». Здесь есть доля юридической составляющей, все остальное — чистая политика. Именно в этом деле это особенно видно. Ясно, что человек никуда не скроется, никуда не убежит, можно было его под домашний арест или под подписку о невыезде. И следственное управление ФСБ делает все, чтобы в суд не поступили никакие медицинские документы, свидетельствующие о состоянии здоровья нашего подзащитного для того, чтобы у суда не было никаких оснований изменять ему меру пресечения. При этом следователь во время обыска изъял большой объем медицинских документов и просто удерживает их. Он даже не дает их в медсанчасть изолятора, чтобы местные врачи Лефортово могли назначить какой-то курс лечения для Виктора Кудрявцева. В этих условиях поведение наших процессуальных оппонентов можно назвать и циничным, и неспортивным. Поскольку даже доверенность на получение дубликатов медицинских документов на родственников следователь отказывается пропускать через себя, то есть, он не дает возможности Кудрявцеву передать эту доверенность родственникам, чтобы те получили соответствующие медицинские документы.

Как вы объясняете такую линию поведения следователя?

Следственное управление действует так почти в каждом деле по госизмене или шпионажу. Прецедентов, когда обвиняемых по таким делам держали под другой мерой пресечения, очень мало, но они все-таки есть. Например, три года назад сотрудника этого же института Лапыгина, которого Кудрявцев знал хорошо и поддерживал его, также 73-летнего человека, обвинили в госизмене. В то время суд избрал меру пресечения, не связанную с лишением свободы. Он был в условиях домашнего ареста. Но время идет, и сейчас следователь говорит, что якобы государству тяжело, у него нет ресурсов, чтобы наблюдать за подобными обвиняемыми, и, конечно, легче их держать в следственном изоляторе Лефортово, а не в условиях домашнего ареста. Но только вот государство не может, например, обеспечить нормальный уровень медицинского обслуживания для больного диабетом человека. И не может дать ему нормальную, в соответствии с назначенной врачами диетой, еду. Сейчас было целое совещание в Лефортово, где они разрешили родственникам Кудрявцева приносить ему домашнюю еду дважды в неделю.

Есть ощущение, что дел, связанных с госизменой и шпионажем стало в последнее время значительно больше. Верно ли это? И с чем связано?

Ощущение верное. Мы тоже наблюдаем вспышку подобных дел где-то с начала лета. Сразу несколько дел было возбуждено, и сразу несколько лиц обратились к нам за помощью. Это дело Карины Цуркан, дело Андрея Жукова и дело Виктора Кудрявцева. Это те текущие дела о госизмене, которые были буквально недавно возбуждены, и мы вошли в качестве защитников на стадии предварительного следствия по этим делам. Сложно сказать, с чем это связано. Может быть, с тем, что в следственное управление ФСБ пришли новые люди, которые хотят выслужиться и заработать себе какие-то служебные бонусы, но факт остается фактом: мы эту вспышку наблюдаем, и я вам назвал лишь часть тех дел, которые были возбуждены буквально недавно по статьям о госизмене и шпионаже.

Это сигнал обществу или просто реакция государства на ухудшение отношений с Западом?

Это всегда сигнал обществу. Если до 2014 года было три приговора — ежегодно выносились по статье 275 о госизмене, то после крымских событий стало уже 15 приговоров в год. И ясно, с чем это связано — с общей милитаристской риторикой, которая идет в средствах массовой информации, с воинствующим настроением в стране, во власти и в обществе. И этим умело пользуются спецслужбы, которые еще к тому же не только удовлетворяют спрос на поиск внутренних врагов, выдавая такие дела, но еще и на этом неплохо зарабатывают новые звания, высокие должности.

Судя по публикациям в СМИ, Виктор Кудрявцев давно не имел доступа к секретным сведениям. Если это так, то линия защиты, в теории, должна быть довольно простой…

Линия защиты в таких делах никогда не бывает простой, даже если мы видим весь абсурд обвинения. Мало того, я вам скажу, обвинение — как ребус какой-то. Потому что 74-летнему человеку говорят в 2018 году, что ты в 2012-мнаправил емэйл кому-то, и в этом емэйле содержалась государственная тайна. Этот емэйл мы тебе не покажем, как и не скажем, в чем заключалась государственная тайна. При этом даже конкретной даты не говорят. Его действительно обвиняют в том, что он направил эти емэйлы как результат задания, выполненного для иностранного института, который с его институтом, ЦНИИмаш, проводил какой-то совместный проект. И вот, он вне рамок этого проекта якобы выполнил какое-то дополнительное задание и результаты направил в этот Фон Кармановский институт, расположенный в Бельгии, в Брюсселе. Сам Виктор Кудрявцев категорически отрицает, что он делал что-то вне рамок этого проекта, утвержденного во всех, в том числе, правительственных инстанциях. Проект был абсолютно открытый. Следствие обязано предъявить конкретное, понятное, не допускающее никаких двусмысленностей обвинение. Но на сегодняшний день его текст — это какой-то кроссворд, ребус.

Есть ли в обвинении упоминание о вознаграждении, которое получил Кудрявцев от представителей иностранного государства?

В том то дело, что нет. Нет в тексте ничего, что свидетельствовало бы о каком-то корыстном умысле нашего подзащитного. Никаких упоминаний, что он это сделал за вознаграждение, нет. При этом у него дома изъяли пенсионную книжку, на которую он получал пенсию. Соответственно, его супруга, тоже пенсионер, не может получить даже ту пенсию, которая ему назначена, и потратить на лекарства, которые ему надо будет передавать. И на еду, которую надо будет не только готовить, но и возить в это Лефортово. Во время обыска вместе с медицинскими документами забрали все карточки, его сберкнижку.

Ваш подзащитный действительно отказывается от дачи показаний?

Иван Павлов: Ну, это наша рекомендация. До тех пор, пока мы не встретимся, без нас, без нашего участия, разумеется, мы никаких показаний ему давать не рекомендуем. Следователь от нас до сих пор бегает, он не вызывает нас на те мероприятия, которые мы просили провести. А мы просили пригласить нас вместе с нашим подзащитным, ознакомить нас со всеми материалами, которые нам должны были быть предъявлены. Может быть, из них мы сможем понять, о чем думал следователь, когда выносил постановление о возбуждении уголовного дела или постановление о привлечении Кудрявцева в качестве обвиняемого. Объяснение можно давать по какому-то понятному обвинению, пока обвинение не понятно, комментировать что-то бесполезно.

Сын Виктора Кудряевцева Ярослав Кудрявцев считает, что дело, возбужденное в отношении его отца, в целом негативно скажется и на работе его коллег, и на состоянии российской науки в целом.

Ярослав Викторович, вам разрешают свидания с отцом?

Ярослав Кудрявцев: У мамы было одно свидание, и все пока. Мы с ней были вчера на допросе у следователя, который ведет это дело, и он сказал, что, может быть, будет еще свидание. В принципе, положено до двух свиданий в месяц. Так что, мы надеемся. Сегодня к нему пошел адвокат Петр Заикин, он тоже должен его как-то ободрить. Что касается состояния здоровья, мы знаем, в основном, со слов следователя и адвокатов. В принципе, он держится, для своего состояния здоровья и своих лет выглядит удовлетворительно. Но врачи к нему заходят только те, которые есть в этом следственном изоляторе, то есть, это врачи в погонах. Я не знаю, насколько они хорошие специалисты, скорее всего, это терапевты. Ему, конечно, хорошо бы пройти медкомиссию с участием профильных специалистов, которые ему нужны — это, прежде всего, эндокринолог и кардиолог.

Насколько я знаю, есть договоренность, что он хотя бы сможет получать питание из дома?

Договоренность какая? Есть два дня, когда туда можно передавать передачи — понедельник и среда. Передачи, в принципе, исключают домашнюю еду. Обычно берут вакуумированную, магазинную. Они пошли навстречу, потому что действительно кормить диетически они его не могут, то, что у них называется диетическим питанием, таковым не является при его заболеваниях. Он написал заявление, они разрешили в эти дни передавать ему холодное питание из овощей. То есть, фактически то, что ему нужно, вместо каши и картошки — низкоуглеводная диета. Мы в понедельник собираемся первый раз передать. Фактически на неделю контейнеры эти разложить, и он уже будет это как-то потихоньку себе разогревать, потому что у него есть чайник, можно худо-бедно сделать пищу горячей. С точки зрения здоровья, конечно, ему лучше находиться дома, пусть это будет домашний арест. Те обвинения, которые против него выдвигают, относятся к событиям пятилетней давности. Ставится в вину какой-то отдельный эпизод, и почему по прошествии пяти лет надо брать человека под арест и держать его здесь, непонятно. Ну, а нам объясняют это тяжестью статьи, и вот, следователь нам вчера рассказывал, как технически сложно осуществлять домашний арест. Там изоляция недостаточная по такой статье, им это технически трудно. Ну, от ФСБ это слышать довольно странно.

Вы пытались самому себе объяснить, почему ваш отец попал в такую ситуацию?

Я так понимаю, что было некое потепление в обстановке в целом в послесоветское время, и люди, которые занимались наукой в ведомственных институтах, получили возможность некоторых международных контактов. Он занимался фундаментальной наукой, пусть даже результаты этих исследований использовались для космической отрасли, может быть, даже для создания каких-то вооружений. Хотя отец никакого отношения к разработке этих технологий не имел. Но получили эти люди возможность международных контактов, естественно, они ей пользовались, потому что любой ученый знает, что это помогает обеим сторонам. Если ты изолирован, то не развиваешься, и это приводит к деградации твоего научного уровня. Соответственно, то, что они имели возможность сотрудничества, наоборот, должно было институту очень помогать, российской космической отрасли. А теперь закручивают гайки. Нет никакого сомнения, что просто усиливается режим, а если усиливается режим, то, что можно вчера, уже нельзя сегодня. Но даже если у них такие законы, непонятно, почему они свой режим начинают распространять на события пятилетней давности?

Как, по-вашему, дело Виктора Кудрявцева скажется на работе его коллег-ученых и в целом на состоянии науки, если такие выводы уместны?

Во-первых, надо быть полным идиотом, чтобы после окончания института идти работать, грубо говоря, в «ящик», в закрытое научное учреждение. Там, естественно, не будет при нынешних порядках никакой возможности развиваться как ученому. Это будут чисто прикладные работы. В целом это негативно скажется не только на науке, но и на развитии технологий, о которых так печется ФСБ. Потому что в основе любой технологии лежит хорошая фундаментальная наука. Для того, чтобы ей заниматься, нужно развиваться, нужны международные контакты. Поэтому, естественно, скажется это плохо.

Психологически сейчас, наверное, сотрудникам закрытых научных учреждений приходится непросто…

Ярослав Кудрявцев: Да, безусловно, я думаю, они все там боятся, как мыши, потому что упало на человека, который никак не был носителем совершенно секретных сведений. Поэтому, значит, завтра могут прийти к любому. И, в общем, ситуация эта, конечно, очень плохая. Известно, что в советское время людей привлекала какая-то социальная адаптация в эти учреждения. Можно было быстрее дождаться жилья, получать чуть большую зарплату, продуктовые какие-то льготы были, а теперь-то всего этого нет. Вообще, я бы сказал, что никакого смысла идти работать в эти места нет. Я подозреваю, что это скажется и на открытой науке, потому что практически в каждом научном учреждении до сих пор есть «первый отдел». Естественно, если усиливается режим там, он должен как-то усиливается и в других местах, в Академии наук. Поэтому ничего хорошего от развития событий ожидать не приходится.

В четверг, 23 августа, стало известно, что Совет по правам человека (СПЧ) при президенте РФ попросил следствие изменить меру пресечения для Виктора Кудрявцева с учетом возраста и состояние здоровья ученого.