Дмитрий Орешкин: «Когда ты потерял ребенка, тебе не до лояльности»
27 марта в Кемерове тысячи человек вышли стихийный митинг после пожара в торговом центре «Зимняя вишня». Родственники погибших и пострадавших потребовали отставки губернатора области Амана Тулеева. Сам Тулеев к жителям не вышел, но встретился с прилетевшим в город президентом Владимиром Путиным. О том, как региональные власти не справляются с кризисной ситуацией, из-за чего жители города не доверяют официальным данным о числе погибших и почему Владимир Путин объявил национальный траур так поздно, в интервью RFI рассказал политолог Дмитрий Орешкин.
Опубликовано:
Слушать - 14:39
Дмитрий Орешкин: Кемеровская область принадлежит к числу 15–20 регионов России, известных под названием «электоральных султанатов», где результаты выборов, как, например, в Чеченской республике, Дагестане, Карачаево-Черкесии, Кабардино-Балкарии, Тувы и нескольких прочих республик, зависят не столько от настроений избирателей, сколько от региональных элит, которые полностью контролируют процесс голосования и, что очень важно, подсчета голосов. Кемеровская область резко выделяется по этим параметрам из окружающих сибирских регионов типа Красноярского края, республики Хакасия, Омской, Томской и Новосибирской областей. Она среди них — если смотреть на результаты голосования — прямо как северокавказская национальная республика. Это феномен не социокультурный, это не феномен особого качества избирателей, это следствие особенности региональных элит, которые целиком зависят от господина Тулеева, который целиком подчинил себе все социальные процессы. И, в конечном счете, именно эти региональные элиты и рисуют — будем прямо называть вещи своими именами — окончательную цифру голосования. В этом смысле Кемерово является образцом почти стопроцентной эффективности того, что называют ручным управлением или региональной вертикалью власти.
Дмитрий Орешкин о трагедии в Кемерове и реакции властей
Именно поэтому особенно интересна манера поведения местных чиновников в кризисной ситуации. Поведение удивительное. Как раз вот такая жестко выстроенная вертикаль, которую преподносят людям как гарантию жестких, решительных мер, как гарантию защиты прав граждан и так далее, в кризисной ситуации показывает свою, мягко говоря, неэффективность по очень простой причине: нет того, что называется разделение властей, вся власть целиком в руках регионального султана. Поэтому местные органы власти, низовые органы власти — депутаты, чиновники, пресса — катастрофическим образом боятся любой ответственности и любой самостоятельности. Любой шаг может быть, в зависимости от настроения главного начальника, интерпретирован как ошибка или даже предательство. Поэтому кемеровская пресса сообщает о том, что происходит в регионе, позже, чем об этом сообщают федеральные СМИ. Острое ощущение гражданами того, что на самом деле информация цензурируется, контролируется сверху, в том числе электоральная информация, и послужило источником того, что люди катастрофически не верят тому, что власть в кризисной ситуации им сообщает.
RFI: Именно с этим связано такое недоверие к официальным цифрам о числе погибших при пожаре? Это просто результат тотального недоверия чиновникам?
Конечно. Все эти самые «электоральные султанаты», начиная с Чечни, как раз на этом и построены, как в советскую эпоху. Цифры даются сверху такими, какими они мыслятся приемлемыми для региональных властей. Это касается информирования населения и вышестоящих органов власти. Например, тот же Аман Тулеев на голубом глазу докладывал Владимиру Путину, что на площади собралось всего 200 человек протестующих, когда их там было несколько тысяч. Докладывал, что все необходимые меры принимаются, и извинялся не перед своими избирателями, не перед населением, а перед Владимиром Путиным, что в его, тулеевском регионе совершилась такая вот неприятная история — для Владимира Путина прежде всего, ну и для Тулеева, конечно, тоже.
Это типично советский синдром, когда дело не в том, какова реальная обстановка, а дело в том, как это все представлено через официальные средства массовой информации. Если есть цифра, приемлемая для начальства, значит все в порядке, значит ситуация под контролем. Поэтому местное население прекрасно понимает цену этим цифрам и им не верит. Плюс к этому есть очень серьезная проблема с так называемыми пропавшими без вести, потому что люди — родители детей — до сих пор не имеют информации, что с их детьми происходило и куда они делись. Они исчезли, значит есть какая-то человеческая надежда, что они просто в этой суматохе выжили и где-то находятся, люди не хотят верить, что они погибли. И этих людей с бесследно или безвестно пропавшими родственниками слишком много для того, чтобы люди поверили, что только 64 жертвы.
Проблема в нормальных условиях решается нормальными методами. Или люди верят тому, что сообщается в СМИ, в отчетах полиции, в отчетах врачей, в отчетах местных чиновников. Или — если они не верят, что мы имеем-де-факто в Кемерове — надо организовывать совместную комиссию из местных чиновников, местных властей и людей, которым протестующие доверяют. Создать такую комиссию, которая проезжает по моргам и больницам, которая интервьюирует полицейских и так далее и наконец доносит людям реальную цифру. Сейчас что-то похожее делают, но в принципе, в нормальной, здоровой ситуации разделения властей врачи отчитываются о том, сколько у них в больницах прооперированных или погибших людей. Структуры моргов тоже говорят прессе то же самое. Пресса ищет информацию, полиция расследует причины. Местные депутаты и местные чиновники работают с избирателями, с пострадавшими, проводят психологические мероприятия, обеспечивают необходимую помощь в больницах и так далее.
При отсутствии разделения властей и при отсутствии делегирования ответственности на места все замыкается на центральную фигуру региона, а именно — на господина Тулеева, а тот хочет получить приемлемую картинку. Поэтому первое, что делается внизу — с родственников пострадавших или погибших берется подписка о неразглашении, то есть самое главное — чтобы не утекла правда. Представьте себя на месте родителя, у которого исчез ребенок, а ему вместо того, чтобы оказать психологическую помощь, говорят: «подпишите прежде всего подписку о неразглашении, потому что это государственная тайна. Это важнейшая информация, которая не должна распространяться, чтобы ее не узнали наши враги». Естественно, это возмущает людей. А когда ты потерял ребенка, тебе уже не до лояльности по отношению к властям.
Но все-таки в России уже были подобные катастрофы — вспомнить тот же Крымск или пожар в клубе «Хромая лошадь» — там всегда виновными оставались либо местные чиновники, либо владельцы заведения. Как объяснить, что эта трагедия стала таким детонатором всеобщего недовольства и Тулеевым, и Путиным? (судя по митингу). Раньше такого не было. Как вы это объясняете?
Но раньше не было и такого фальсифицированного тотального вранья. Когда была ситуация с «Хромой лошадью», никто не пытался искусственно приуменьшить число жертв. Никто не пытался ни у кого брать подписок о неразглашении. Там люди могли получить исчерпывающую информацию из низовых источников власти. А здесь иллюзия полного контроля над ситуацией, которую долго выстраивал господин Тулеев (и он действительно уже шестой срок командует этим регионом и всегда обеспечивал на выборах те результаты, которые ему были нужны), именно это и склоняет людей [к мысли], что им очередной раз врут. А раз врут, тем более в такой ситуации, когда дело касается погибших детей, тут уже начинается массовая истерика и остервенение. Информационный вакуум заполняется слухами, какими-то сообщениями о 400 погибших, кто-то где-то что-то видел… Это опять же советский феномен, когда люди больше верят слухам, чем официальной информации.
А для Тулеева главный вопрос — это как сохранить себя во власти. А поскольку это зависит от отношений с Кремлем, поскольку у нас региональные власти не избираются, а де-факто назначаются, то Тулеев отчитывается не перед избирателями, он отчитывается перед тем, кто определяет его политическое будущее. Он извиняется не перед своим народом, а перед тем, кто его назначил губернатором.
Если говорить как раз про реакцию центральных властей. Сначала Путин сутки не появлялся на публике, Кремль комментировал все что угодно (высланных дипломатов, переговоры с эмиром Катара), но не трагедию в Кемерове, потом все-таки приехал, но не вышел к митингующим жителям. Долго не объявляли национальный траур, и только после того, как отдельные регионы уже стали объявлять, Кремль все-таки решился. Все это — это запоздалая реакция на общественное недовольство или это типичное поведение российской власти?
Это типичное поведение вертикали власти, которая исходит из того, что то, чего нет на поверхности, то, о чем не сказано словами, его как бы и не существует. Как только стало понятно, что «под ковром» ситуацию не удержишь, так пришлось реагировать. И Владимир Путин полетел в Кемерово из двух соображений. Во-первых, ему надо было понять, был ли это теракт, что, кстати говоря, не исключено. И ему нужно было понять, проглядели ли спецслужбы, или это просто российская халатность. И во-вторых, ему нужно было сориентироваться как-то на месте. Потому что эта система вертикального подчинения дезинформирует не только общественность, но и вышестоящие структуры.
Поскольку дело касается гибели людей и все это «удержать под ковром» не удалось, Владимиру Путину пришлось ехать на место и разбираться самому. Он совершенно правильно сделал, что объявил национальный траур, но это надо было сделать, скажем, на день раньше. Но он этого не мог сделать, потому что не знал, что на самом деле происходит, не знал реальных масштабов бедствия. Точно также он не мог выйти на встречу с людьми. Даже если бы он хотел, ему бы это не позволила Федеральная служба охраны, потому что в этой раздраженной толпе мог бы найтись кто-то, кто в состоянии умопомрачения выстрелил бы в него из охотничьего ружья. Мало ли что в таких случаях бывает.
Если в нормальных демократических обществах первая обязанность власти успокоить людей, выйти и взять на себя ответственность, то здесь ситуация прямо противоположная. Здесь главное — скинуть с себя ответственность, «втереть очки начальству» и задавить альтернативные источники информации, чтобы «не дай бог, ничего не всплыло на поверхность». Первые сутки этому были и посвящены. Поэтому и федеральное телевидение об этом молчало, поэтому и национального траура не было объявлено, [у власти] была надежда, что все это удастся «удержать под лавкой».
РассылкаПолучайте новости в реальном времени с помощью уведомлений RFI
Подписаться