Франсуаза Том: «Жаль, что по французскому ТВ не показывают Киселева»

Французский советолог Франсуаза Том опубликовала книгу «Понять путинизм» (Comprendre le poutinisme, изд. Desclée de Brouwer), в которой она рассматривает основы действующей российской власти и рассказывает западному читателю об этапах ее становления. Один из постулатов книги звучит так: «Мы должны интересоваться Россией, чтобы понять, чем мы рискуем».

Французский историк, специалист по СССР Франсуаза Том ©DR

RFI: Первая глава вашей книги называется «Отпечаток зоны»: вы начинаете с того, что объясняете влияние тюремного мира на сегодняшнюю политическую систему, на развитие общества и на формирование социальных связей. Почему влияние зоны кажется вам столь значимым?

Франсуаза Том: Это то, что мешает созданию современного государства. Зона в России основывалась на «самоорганизации» заключенных, разделенных на маленькие сообщества. Это хорошо видно в разных описаниях ГУЛАГа, где существовали эти маленькие сообщества, в большинстве случаев находившиеся под контролем криминальных авторитетов. Узники, и в первую очередь политзаключенные, не входившие в эти сообщества, выживали с большим трудом. Всемогущая лагерная администрация опиралась на эти криминальные сети для того, чтобы контролировать заключенных.

Я думаю, что эта структура проникла в советское общество: то есть сверху была компартия, а снизу полностью дезорганизованное общество. В каком-то смысле советские граждане сами воспринимали власть как тюремную администрацию, а потому под этим колпаком компартии самоорганизовывались в микросообщества, построенные по лагерному принципу.

Множество советских граждан прошло через лагеря. В некоторых российских регионах до сих пор один мужчина из четырех, а в каких-то и один из двух, имеет тюремный опыт. И этот опыт напрямую влияет на устройство общества.

Современный российский кинематограф, фильмы Звягинцева или Серебренникова, показывает нам людей, как обломки, выкинутые на берег волной коммунизма, неспособных к эмпатии, не умеющих ориентироваться между добром и злом, живущих сегодняшним днем, в закрытом мире, всегда выбирающих мгновенный результат, неспособных мыслить в долгосрочной перспективе — потому что для того, чтобы строить планы на будущее, нужно быть свободным, — живущих лишь временным, не заботящихся о других, зажатых между агрессией и депрессией, сочетающих в себе детскую жестокость и всегда готовую вспыхнуть ненависть, которую Шаламов называл чувством, остающимся с человеком до конца. (…) Агрессия против другого помогает притупить чувство униженности. Ты колотишь другого, чтобы не быть поколоченным самому, или чтобы забыть о том, что тебя тоже поколотили. Насилие передается из поколения в поколение. Ребенок, которого били в детстве, становится хулиганом, наводящим страх на весь квартал. Изнасилованный солдат становится мучителем-садистом для новобранцев. Тот, кому удается делать зло безнаказанно, становится примером для подражания.

Отрывок из книги Франсуазы Том «Понять путинизм»

Это мешает созданию современного, функционирующего государства. Это мешает появлению бюрократии. В России, разумеется, есть бюрократия, но это не чиновничий класс, как на Западе. Эта бюрократия тоже организована по принципу группировок. Реальное влияние чиновника зависит не от того места, которое он занимает в формальной иерархии, а от его места в группировке и от веса его покровителя. Иерархия реальной власти параллельна иерархии формальной власти, и это влияет на менталитет. Это менталитет группировки, сформированной вокруг лидера. Кремль функционирует таким же образом. Понять внешнюю политику России при Путине, если не знать этого, невозможно. Разгадку нужно искать не в учебниках классической дипломатии, а скорее где-нибудь в устройстве сицилийской мафии.

Вы упоминаете о евразийской доктрине как о компоненте, необходимом для понимания феномена путинизма. Вам кажется, что евразийские идеи до сих пор имеют какое-то серьезное значение для российского президента?

Я думаю, что провал проекта «Новороссия» нанес фатальный удар по евразийской доктрине. Конечно, следы ее все еще заметны, но она больше не занимает того места, которое было у нее, пока существовал проект «русского мира».

Есть другой важный момент путинского режима, который, кстати, объясняет сложность появления оппозиции. У этого режима нет убеждений. Он может использовать евразийство, православие, либерализм, столыпинские идеи. Но эта власть использует их, как это делали большевики — это были инструменты борьбы для победы над врагом. Будь то враги внутри страны или внешние враги. Для гебистов, которые находятся у власти, идеи — это только инструменты борьбы для уничтожения противника, ничего больше. И этого на Западе не понимают. Здесь считают, что Путин защищает традиционные ценности. Многие люди правых взглядов полагают, что Россия — защитница христианства, не понимая, что эти консервативные идеи используются абсолютно циничными людьми, которым на ценности совершенно наплевать. Основа этого режима — цинизм.

Однако, несмотря на отсутствие убеждений и даже идеологии, эта власть искренне верит в заговор. Американский заговор, западный заговор, они действительно в это верят. Это единственное, что сохраняется от идеологии.

Но вы также говорите в книге о теориях заговора, которые все сильнее распространяются здесь, на Западе: «Мы должны интересоваться Россией, чтобы понять, чем мы рискуем».

Да, и это связано с упадком политики. У людей складывается впечатление, что реальная власть больше не зависит ни от их голосования, ни от институтов, а что есть кто-то, кто дергает за веревочки. На Западе множество людей уверены, что все контролирует мировая финансовая закулиса, Wall Street или что-то еще. Это крайне опасные умонастроения, потому что они приводят к вытеснению политики. Именно поэтому, кстати, российские медиа насколько могут заостряют на этом внимание и поощряют теории заговора за пределами своих границ. Для экспорта теорий заговора им не нужно прикладывать больших усилий, они в этом живут. Но здесь есть и маккиавелический расчет — дискредитация парламентской системы и демократических институтов. Если больше нет смысла голосовать и поддерживать того или иного политика, раз они все продажные, начинается всеобщая демобилизация. А это — подспорье для любого опасного демагога, неважно левых или правых взглядов.

Эволюционные процессы, произошедшие в посткоммунистической России, можно наблюдать и у нас. Наши общества так же разделены между победившими благодаря глобализации и теми, кто считает себя проигравшими. Представители нашей элиты так же, как в России, воспринимаются как высокомерные, равнодушные к общественному благу, предающие своих сограждан люди. Феномен коррозии государства есть и у нас: сверху он происходит путем глобализации, снизу — из-за разрастания преступных сообществ на территориях, куда не заходит государство. И у нас мы наблюдаем за инфантилизацией общества, когда одержимость быстрой выгодой мешает мыслить в долгосрочной перспективе. Эта инфантилизация бросается в глаза в сегодняшнем западном политическом классе. Избрание Трампа указывает на проделанный по этой опасной дороге путь. Так же, как и в России, одержимость пиаром сочетается с отсутствием эмпатии. Так же, как и в России, в наших СМИ и среди наших политиков пошлость замещает чувство юмора (для которого необходимы ум и внутренняя свобода) и перестает шокировать. В социальных сетях мы видим призывы к массовым доносам, напоминающие сеансы ненависти, описанные Оруэллом в романе «1984». Понятие частной жизни исчезает, и здесь мы тоже приближаемся к тоталитаризму. Издание Daily Mail без стеснения назвало противников «Брекзита» «врагами народа». В США мы наблюдаем сегодня войну символов, напоминающую о битвах вокруг памятников, которые мы видим в России — в обоих случаях это тревожный симптом заката политики.

Отрывок из книги Франсуазы Том «Понять путинизм»

По-вашему, западные лидеры осознают эту опасность?

Я думаю, что недавние дела, связанные с вмешательством России в выборы, в частности через соцсети, и прежде всего расследование американского Конгресса, в котором приводятся яркие примеры всего этого, заставили задуматься политиков, а также тех, кто интересуется происходящим. Два года назад мне казалось, что никто не отдает себе отчета в происходящем. Я чувствовала себя очень одинокой в этом понимании.

Вы как раз подчеркиваете, что Запад не понимает, как устроена российская власть, но разве 18 лет недостаточно для того, чтобы понять?

Мне кажется, что сейчас как раз приходит это понимание. Почти каждый день происходят новые скандалы — то это Дерипаска, то «кокаиновое дело», допинг российских спортсменов на Олимпийских играх в Сочи. Все это накапливается и в конечном счете доходит до западного сознания.

Думаю, что своего рода защитой для России оказывается невообразимость происходящего. Это мир, который все еще настолько отличается от нашего, что мы не можем поверить, что это правда. А те, кто знает Россию, описывая происходящее, выглядят параноиками.

Я жалею, что по французскому телевидению не показывают программы Дмитрия Киселева и Владимира Соловьева. Мне кажется, было бы достаточно один раз показать такую программу, чтобы люди начали по-другому смотреть на вещи. Это было бы гораздо наглядней, чем все статьи, которые мы, политологи, можем написать. Никто просто не представляет себе, что такое может быть.

Российский социолог и глава «Левада-центра» Лев Гудков говорит о том, что в российском обществе нет идеи трансформации власти.

Я тоже придерживаюсь этого мнения. Один из главных аргументов сторонников Путина — отсутствие альтернативы, «без Путина нет России». Задача оппозиции не в том, чтобы искать лидера, который станет альтернативой Путину, а в объединении и создании серьезной и внушающей доверие программы. Российскую оппозицию всегда губит одна и та же вещь — тот самый групповой менталитет. Но главное — это не лидер, а программа.

Нужно проанализировать все проблемы нынешней России. Пункт за пунктом. Нужно составить конкретную, поэтапную программу. Понять, с чего нужно начать. Что может иметь быстрые результаты. Необходимо, чтобы население быстро почувствовало улучшение условий жизни. А когда появится социальная база, на которую можно опираться, можно начать  политические реформы, реформы институтов власти. Нужно задуматься, какие институты необходимы стране для того, чтобы выбраться из колеи российской истории. Сделать это возможно. Здесь нет неизбежности.

Подписывайтесь на неофициальный телеграм-канал русской службы RFI, где мы рассказываем о самых важных событиях во Франции.