Детство за колючей проволокой

11 апреля во всем мире отмечается День освобождения узников фашистских концлагерей. 72 года назад американские войска освободили пленников одного из крупнейших концлагерей Германии Бухенвальда, которые в тот день устроили в нем восстание.

11 апреля во всем мире отмечается День освобождения узников фашистских концлагерей. (B.Ruelle)

10:26

Детство за колючей проволокой

Александр Валиев

Жительница города Златоуст под Челябинском София Кириллова была в плену у фашистов два года. К счастью, ей и ее ближайшим родственникам удалось выжить, но те долгие дни и месяцы она отчетливо помнит и сегодня, спустя 73 года.

София Кириллова DR

София Кириллова:  «Жили мы в Белоруссии, Могилевской области, деревня Рябки. Семья была большая, военная. Папа, мама, дедушка, бабушка. У мамы три брата, они все офицеры, были на фронте. А папу взяли на сборы в 1941 году, в январе, и он под Брестом попал в плен. А мы остались: дедушка, бабушка, мама и нас четверо. В конце 41-го — начале 42-го мы жили в партизанском отряде, зиму зимовали. В блиндажах. Было очень тяжело, очень голодно и холодно — землянки. Когда война началась, мне было пять лет, брат с 35 года, сестрички с 38-го и 40-го».

Через некоторое время семья оказалась в фашистском плену, как и все жители их деревни, которая стала одной из жертв геноцида и тактики «выжженной земли», проводимой немцами.

София Кириллова: Нас в колонну погнали. Полураздетые, полуразутые, голодные. Из дома нашего забрали двух лошадей, двух коров, свиней, мы немцам кур ловили мешками, нас заставляли. 120 домов в деревне было. Кто попал в колонну, в концлагерь — кого в Литву, кого в Латвию, кого в Германию, в общем, полностью деревню ликвидировали и подожгли. Только во время пожаров в домах погибло 34 человека. Ну, а мы беззащитные — нас (гнали) колонной то там месяц, то там. Где в школе разбитой (жили), где в сарае каком-то — везде мы были под наблюдением бандеровцев. Приезжали купцы с Латвии и Литвы, покупали. Забирали детей от 5 лет, мальчиков. Старшего брата мы прятали как девочку. Мама его всегда в платочек одевала. А дедушка знал немецкий язык, слышал и понимал, о чем говорят. Вступал в разговоры с немцами. На территории Белоруссии было девять крематориев, где жгли народ. Машину подгоняют туда, где «цивильные беженцы», эвакуированные. Их в машины и везли в «баню», а это была не баня, а крематорий. Приехали за нами «в баню». Машину поставили. А мы в каком-то сарае жили. Дедушка давай с ними разговаривать, а потом пошел вокруг машины, крестил машину, молитвы читал, говорит, мы в баню не поедем. И рукой махал, в баню не поедем. Машина «черный ворон» называлась, с черными крестами. Уехала. Вот таким путем мы не попали в крематорий, я так считаю.

RFI: София Ивановна, а чем вы, пленники, питались в этих условиях? Где брали еду?

София Кириллова: Еду? Полуголодом! Землю ели, я глину ела. Ходили, друг у друга огрызки просили, банки собирали пустые, полоскали и пили. Надзиратели съедали паек и банку кидали нам, прямо к воротам. Кто схватил банку, тот воды нальет с лужи… Почти никакого питания не было. Маму и женщин из лагеря иногда посылали копать траншеи, лес рубить, укладывать дороги. Им там давали с опилками хлеб. Какая мама не оставит кусочек своим голодным детям? Это продолжалось с 42 по 44 год, 22 месяца мы находились в таком режиме.

А как немцы обращались с вами, с детьми?

София Кириллова: Ну как, если они младенцев подкидывали и стреляли? Плохо! Очень плохо. Стреляли, били. Особенно, если семья коммунистов, так это вообще.

В 1944 году семья Софии Кирилловой оказалась в концлагере Озаричи, что немцы создали неподалеку от Гомеля, вдоль линии фронта, в болотистой местности.

София Кириллова: «Это лагерь под открытым небом, 50 гектаров. Обнесенный колючей проволокой. Зимой нас туда пригнали, была сильная пурга, это я хорошо помню, как нас туда толкали, в эти ворота. Там нет крыши, деревья, лес, обнесенный колючей проволокой под напряжением. Там погибло 20 тысяч, в этом лагере, в Озаричах».

После успешного побега из Озаричей София Ивановна, ее родные, а также множество людей, которым удалось покинуть концлагерь, оказались на берегу Днепра — как раз в то время, когда с другого берега к нему подошли советские войска. Начиналась военная кампания по освобождению Белоруссии «Багратион».

София Кириллова: «Мы попали в траншею, и эта траншея, эти самолеты — они в глазах у меня до сих пор. И в этой траншее мы около месяца находились. Эти траншеи до сих пор, как музейные. Летит русский самолет, женщина вытаскивает красную тряпку. А эти истребители так летали, что даже летчика видно в кабине. Поднимали красное, но все равно стреляли. И тут недалеко мост через Днепр, огромный. Как начали его бомбить! Много погибло в Днепре, очень много! Как дадут, бомбы летят, прямо под самый космос волны. Потом наши солдаты соединяли два или три дерева на берегу и вместе с муляжами пускали на воду. Немецкие самолеты прилетят, пробомбят и перерыв 5–10 минут. Вот таким путем наши на плотах Днепр переплывали. Это все я помню. А на берегу столько было лошадей — немецкие обозы и фургоны. Я помню, как лошадь плакала, а я ее целовала. Жалко мне было лошадь. Когда затихло все, наши уже начали Днепр переходить, приехала разведка. Дедушка вышел, встречал солдат на мотоциклах. А потом подъехала машина, выходит здоровый высокий мужчина. Дедушка сам военный был, разговаривал с ними на грамотном языке. А потом говорит: слушай, ты Рокоссовский, что ли? Тот говорит: да, я Рокоссовский. А я к нему подбежала, говорю: дядя, скажите, папа нас жив или нет? Он меня по голове гладит, говорит: доченька, жив ваш папа, придет ваш папа!»

Отец Софии действительно вернулся — 31 декабря 1946 года. В свою родную деревню семье удалось добраться только через год после освобождения из концлагеря — раньше это было невозможно, сначала нужно было разминировать территорию, которую отступавшие немцы начинили минами.

София Кириллова: Когда мы уже вернулись, у нас только бурьян был. Мы зиму зимовали почти под открытым небом в своей деревне. У нас на огороде было пять воронок от бомб. Вся деревня была уничтожена. Там же Беловежская пуща, леса, там много партизан было. В деревню со 120 домов вернулись 59 неполных семей. И потом начали приходить мужчины. Семь пришло, а забрали больше сотни.

София Ивановна, вы получали какую-то помощь от государства?

София Кириллова: До 1992 года ничего не получали. После 92-го документы приходилось собирать, хлопотать, справки архивные. Это все я делала на всю семью, брату своему и сестрам. Сейчас мы приравнены к ветеранам войны. Только пенсия у нас не такая, как у ветеранов. И захоронения за свой счет. Я не обижаюсь, льгота по квартире. Выходит 32 тысячи. Но семья, детям помогать надо. Хоть у меня один сын, внук и внучка, сноха — это моя семья. Но они живут отдельно, я одна живу. У нас же очень большая безработица в Златоусте, нет работы, только сокращения! Устроиться на работу невозможно. А если устроишься, работай, но деньги не спрашивай.

Те времена о себе вам часто напоминают?

София Кириллова: Когда были молодые, помнилось, но было легче. А сейчас вот со здоровьем… Четыре операции перенесла, с одной почкой живу уже 29 лет. Сейчас сердечно-сосудистые заболевания, астма сердца, бронхиальная астма, ноги отказывают. Но ничего…

Во время Второй мировой войны на территориях, подконтрольных Германии, в 14 тысячах концлагерей содержалось 18 миллионов узников. Каждый пятый из них был ребенком. 11 миллионов человек были уничтожены.