Перейти к основному контенту

Отмененная эпидемия

В ноябре власти Екатеринбурга заявили, что каждый 50-й житель города заражен ВИЧ-инфекцией. Однако все эксперты в один голос утверждают, что эта статистика занижена, а реальные цифры в 1,5-2,5 раза превышают официальные. Свердловская область — лишь один из девяти российских регионов, где инфицированы более 1% населения. Спецкор RFI Анна Строганова съездила в Екатеринбург и выяснила, как живет четвертый по численности населения город России, где сначала объявили, а потом отменили эпидемию ВИЧ.

REUTERS/Eliseo Fernandez
Реклама

«Мне диагноз по телефону сообщали»

Когда Виталий Коротких узнал, что у него ВИЧ, ему было 19 лет. Он работал в состоящей из двух человек редакции газеты «Вечерний Карпинск» в одноименном городке в Свердловской области и собирался переезжать в Екатеринбург, где жил его бойфренд Саша. В конце ноября 2007 года Виталий на несколько дней поехал в Москву, вернулся в Краснотурьинск, и через пару недель, 12 декабря, ему стало плохо. Он с трудом вставал, его трясло, но Виталий продолжал ходить на работу в редакцию: надо было сдавать номер. А под Новый год он поехал к родителям в Качканар. Там его госпитализировали в инфекционное отделение, сбили температуру и выписали. В середине января молодому человеку пришло уведомление от инфекциониста с просьбой зайти в больницу.

«Мне мой диагноз по телефону сообщали, — говорит Виталий. — Я жил в Краснотурьинске, а врач в Качканаре. Я приезжаю. Врача не оказалось на месте: она в стационаре была. Фельдшер ей по телефону позвонила. Она говорит: „Сядьте, прекратите права качать, и вообще у вас ВИЧ-инфекция”».

Сегодня Коротких 28, и он — единственный в Екатеринбурге открытый гей, не скрывающий свой ВИЧ-статус. Раздел «биография» на странице активиста в Facebook выглядит так: «История про парня, который живет с ВИЧ и не считает нужным скрывать этого».

«Страх никуда не уйдет»

Каждый день в России ВИЧ заражается 200 человек. В 2016 году в стране было выявлено около 100 тысяч новых случаев. В одном полуторамиллионном Екатеринбурге, только по официальным данным, с ВИЧ-инфекцией живет 1,8% населения. По словам главы Федерального научно-методического центра по профилактике и борьбе со СПИД Вадима Покровского, Россия находится в промежуточной стадии эпидемии — между концентрированной и генерализованной.

«Свердловская область находится на первом месте в России по числу заболевших на 100 тыс. населения, а в самом Екатеринбурге официально объявлена эпидемия ВИЧ», — сказала в начале ноября первый заместитель начальника управления здравоохранения администрации города Татьяна Савинова. При этом чиновница отметила, что реальные цифры могут быть гораздо выше.

После того, как новостные ленты взорвались заголовками об объявлении «эпидемии ВИЧ» в городе, эпидемию «отменили». «В Екатеринбурге официально генерализированная стадия распространения ВИЧ-инфекции. Это не было объявлено вчера или позавчера, это было давно», — заявила Савинова.

Ситуации вокруг проблемы ВИЧ в городе никто долго не придавал значения. «На самом деле, эпидемия объявлена давно. В 2011 или 2010 году. Просто официального объявления никто не делал, — рассказывает главный редактор крупнейшего новостного портала городских новостей в Екатеринбурге Е1 Наталья Попова. — Другое дело, что на мощный информационный виток она вышла только в последнее время, когда случился скандал с формулировкой, что в городе объявлена эпидемия». «Плюс этой шумихи вокруг эпидемии заключается в том, что люди стали больше задумываться о своем статусе, о возможных рисках», — считает она.

REUTERS/Gleb Garanich

«Это большие деньги»

«Про эпидемию ВИЧ мы знали лет 17 назад. Связана она с наркокатастрофой, которая имела место в Екатеринбурге. По реабилитационному центру знаю, что 40 процентов парней, героиновых наркоманов, были ВИЧ-инфицированы. Девчонки, героиновые наркоманки, практически все были ВИЧ-инфицированы, кроме того, почти все они были проститутками», — говорил в комментарии радио «Говорит Москва» мэр Екатеринбурга Евгений Ройзман, когда в городе объявили эпидемию. От интервью RFI бывший глава самого известного в России фонда борьбы с наркоманией «Город без наркотиков» отказался. «Это работает против меня и моего города», — объяснил мэр свой отказ, когда я позвонила ему, прилетев в Екатеринбург.

Зато новый глава «Города без наркотиков» Андрей Кабанов с порога предупреждает: «У нас отличное от всех мнение — мы считаем, что никакого ВИЧа нет». В кабинете Кабанова стоит холодильник и старое черное пианино. На стене висит фотография еще молодого президента Путина с патриархом Алексием II и портрет улыбающегося Гагарина. Сам Кабанов ходит в камуфляжной расцветки фуфайке с нашивкой «А. Кабанов» и такого же защитного цвета шарфе. Он не пьет, не курит и почти каждый день ходит в спортзал.

«Почему мы считаем, что ВИЧ нет? Потому что его никто в глаза не видел, — рассуждает он. — Я спрашивал у светил. Это всем очень выгодно. Это же большие деньги. Не десятки и сотни миллиардов долларов, это уже триллионы долларов с того момента, как объявили о существовании ВИЧ».

Ройзмана Кабанов называет «врагом фонда», ВИЧ-инфицированных — «спидоносцами», а всех геев объявляет наркоманами. «Группой риска всегда считались гомосексуалисты, но весь гомосексуализм основан на наркотиках, без наркотиков попутать женщину с мужчиной нереально. Все проститутки, которые стоят на дороге — наркоманки. Наркотики приводят к распущенности, — заявляет он. — Я говорю всем людям: „Если не хотите заработать СПИД, нужно вести нормальный образ жизни, не заниматься ерундой”. Это мое субъективное мнение».

При этом у фонда, по словам Кабанова, есть договор с областным СПИД-центром. Как только на реабилитацию в «Город без наркотиков» поступают наркопотребители, их отправляют на тестирование в СПИД-центр.

«СПИД — это подрыв иммунной системы из-за употребления наркотиков. У нас неоднократно были случаи, когда мы человека вели в СПИД-центр, у него выявляли СПИД, но когда он бросал потреблять наркотики, проходило 2-3-4 года, СПИД исчезал. То есть если иммунная система не совсем поражена, она спокойно восстанавливается, — уверяет Кабанов. — Через наш центр прошло более 7000 человек. Из них 30-33% с наличием СПИДа».

О том, что «Город без наркотиков» занимает позицию, близкую к движению СПИД-диссидентов (люди, которые отрицают существование ВИЧ, либо связь между ВИЧ и СПИД. — RFI), известно давно. Данные о том, что у пациентов фонда после пребывания в реабилитационном центре «Города без наркотиков» меняются анализы на ВИЧ, фонд публиковал еще в 2002 году

По словам психолога Свердловского областного СПИД-центра Александра Лесневского, ВИЧ-диссидентство в Екатеринбурге очень распространено. «Если опираться на мои разговоры с пациентами, то процентов 30 до поры до времени надеются, что у них на самом деле нет ВИЧ-инфекции», — говорит он. Лесневский рассказывает, что в городе 24 ребенка умерло от ВИЧ-инфекции, и половина из них — дети СПИД-диссидентов. «Люди в тюрьмах передавали друг другу книжки о том, что ВИЧ-инфекции нет, выходили с этим убеждением на свободу, продолжали с кем-то встречаться, появлялись дети, жены инфицировались, дети тоже иногда инфицировались, и пока не было клинических симптомов, люди никуда не обращались, — обрисовывает ситуацию Лесневский. — Большая часть СПИД-диссидентов меняет свое мнение, когда появляются клинические симптомы. Стало плохо, человек пошел к врачу. Это влияет на то, что эпидемия продолжается».

По мнению психолога, столь сильное лобби СПИД-диссидентов влияет на то, что профилактика не разворачивается. «Тот же Кабанов выступал против программ обмена шприцов», — напоминает он. Кроме того, объясняет эксперт, отрицание ВИЧ распространено в научных кругах в Екатеринбурге, а поддержка этого движения есть и среди достаточно влиятельных православных священников в городе.

«Я есть, а ВИЧ нет?»

«Я есть, а ВИЧ нет?» — поднимает бровь Виталий Коротких, когда я спрашиваю его о проблеме ВИЧ-диссидентов. Мы сидим в екатеринбургском баре с полосатыми креслами темных оттенков и приглушенным светом, и Виталий, невысокий брюнет в белой майке с принтом в виде украинского герба, вспоминает, как отреагировал тогда, девять лет назад, на свой диагноз. «Я плакал, носился по кабинету как угорелый. На тот момент, для меня это было все. Все. Допрыгался. Я жил еще теми мифами, той информацией, которая у нас была на тот момент про ВИЧ-инфекцию. И приготовился оформлять инвалидность».

«Это был случайный контакт, — рассказывает он о случившемся во время поездки в Москву. — Я был очень пьяный. Мы поехали куда-то в Хорошево-Мневники, смотрели концерты Пугачевой и, как оказалось, занимались сексом без презерватива».

В течение последующих шести лет Коротких не говорил о своем ВИЧ-статусе ни с кем, кроме бойфренда Саши, к которому он все-таки переехал в Екатеринбург и который, узнав о произошедшем, «никуда не свалил». «Я свой ВИЧ-статус затолкал глубоко-глубоко внутрь себя, — признается Виталий. — Я в игрушку играл: приезжал в СПИД-центр раз в три месяца, сдавал кровь, получал таблетки. Всем знакомым сказал, что у меня проблемы с сердцем, чтобы не объяснять, что за таблетки я пью. После каждого такого визита я напивался. В усмерть. Так продолжалось шесть лет. И еще шесть, наверно, понадобилось бы, если бы не случайное знакомство с замечательными людьми».

Замечательным человеком оказался известный российский активист, руководитель общественной организация «Феникс плюс» Евгений Писемский. С Писемским Виталия познакомил соцработник СПИД-центра. «Женя любит разыскивать активных людей в разных городах, чтобы вовлекать их в процесс профилактики», — объясняет Коротких. Он пригласил Виталия на тренинг для волонтеров в Орел. «Не хотел ехать. Приехал. Смотрю: сидят. Живые, чего-то придумывают. Тогда я понял, что они сидят и не думают о своей проблеме, а думают о проблемах других людей. И я подумал: почему я должен зацикливаться на себе? Я ведь тоже могу, и у меня тоже есть мысли, как это все можно исправить и сделать легче».

Виталий Коротких (слева) с Евгением Писемским и другими активистами
Виталий Коротких (слева) с Евгением Писемским и другими активистами ©Никита Дубенский

Публично объявить о своем ВИЧ-статусе Виталий Коротких решился год назад, когда узнал, что в местном гей-коммьюнити про него распускают слухи: «Я очень быстро это пресек. Я просто сам всем рассказал, что это правда». «Кто-то называл это социальным самоубийством. Кто-то говорил, что теперь ты точно никогда себе парня не найдешь, а кто-то просто в клубах подходил и обнимал», — рассказывает он о последовавшей реакции.

Тема ВИЧ-инфекции жестко табуирована в обществе. «С чем связан рост заболеваний? — объясняет Виталий. — С незнанием своего ВИЧ-статуса. Потому что узнать свой ВИЧ-статус – это стремно. А если ты расскажешь кому-то, что ты тест на ВИЧ сдавал, тебе скажут: „Ты че, проститутка что ли, ты нарк?”».

«Она живет с ВИЧ, и вроде ничего, выглядит нормально»

В крохотном помещении екатеринбургского регионального общественного фонда «Новая жизнь», которым руководит Вера Коваленко, еще несколько девушек, сотрудниц организации, пьют чай с печеньем и яблоками. Стены почти до потолка заставлены белыми коробками с презервативами: одно из двух направлений работы фонда — профилактика ВИЧ-инфекции среди секс-работников. Вторая ключевая группа, с которой работают в «Новой жизни» — места лишения свободы.

«Мы работаем с исправительными учреждениями с 2011 года. Ходим в ближайшие колонии раз в три месяца и читаем лекции в «Школе для освобождающихся». Если человек живет с ВИЧ, мы объясняем, куда идти после освобождения, где ближайший СПИД-центр, врач-инфекционист, какие есть таблетки и схемы, — говорит Вера, тонкая, высокая девушка, в обтягивающем ярко-синем платье с короткой стрижкой и с синими глазами. — Вторая группа — это секс-работники. Мужчины, женщины, трансгендеры. Мы занимаемся тестированием, сопровождением и тоже работаем по приверженности к лечению (прием препаратов пациентом с точным соблюдением графика приема и дозировки. — RFI)».

Главной проблемой в исправительных учреждениях Вера называет неинформированность. «Объехав 20 учреждений, мы понимаем, что помимо самих заключенных, надо дополнительно обучать сотрудников, — рассказывает Коваленко. — Делать семинары и тренинги для врачей и фельдшеров. Разбирать все эти мифы. Если человеку ставят диагноз в исправительном учреждении, у него нет принятия диагноза до конца. С ним мало работают психологи».

Сама Вера живет с ВИЧ уже 16 лет. О своем диагнозе она узнала, когда отбывала десятилетний срок в ИК-6 в Нижнем Тагиле. После освобождения Вера сначала занималась социальной реабилитацией бывших заключенных, помогала освободившимся женщинам находить жилье и работу, а позднее переключилась на проблему ВИЧ. «Тут понятна моя мотивация, — говорит глава «Общественной жизни». — Для меня важно, чтобы люди не заболели ВИЧ-инфекцией. Заболеть очень просто. А это на всю жизнь, и лучше этого избежать».

Все сотрудники «Новой жизни» имеют либо опыт нахождения в местах лишения свободы, либо жизни с ВИЧ. Это единственная возможность достучаться, говорит Вера. «Мы не набираем специалистов после университетов. Может быть, они более компетентны и профессиональны, но без личного опыта и сопереживания здесь невозможно, — объясняет она. — Те, кто сидел, говорят: „Я тоже узнал про свой диагноз в исправительной колонии, и у меня не было информации, и ко мне вот так не ездили. А вот сейчас у меня есть удивительная возможность рассказать, как я это прожил”. И тогда люди слушают».

Заниматься профилактикой ВИЧ-инфекции среди секс-работников еще сложнее — это очень закрытая группа. «Помимо стигмы в обществе у них есть еще самостигма, плюс если у тебя ВИЧ-инфекция, то ты это скрываешь от всех, потому что боишься, что тебе не дадут работать, — говорит Вера. — Даже в этой профессии. Даже если ты предохраняешься. Девчонки скрывают, если они знают о своем диагнозе. Хорошо, если она в это время продолжает ездить в больницу и пить таблетки. А есть те, кто закрывается до такой степени, что им кажется, что в больнице не надо появляться. Вот они живут с этим, живут в одиночестве. Это морально тяжело. А многие просто не знают, и понимая свои риски, не всегда торопятся тестироваться».

В «Новой жизни» есть свой врач-гинеколог, к которому направляют тех, кто обращается в фонд. Есть юрист, который выезжает с работниками фонда на точки и консультирует секс-работниц.

Лицо профессии, во всяком случае, в Екатеринбурге изменилось. «В нашей области, в нашем городе секс-работники — это люди, в основном не употребляющие наркотики, — говорит Вера, опровергая тем самым утверждения главы фонда «Города без наркотиков». — В силу экономического положения в стране — это матери-одиночки, женщины с определенными трудностями в жизни».

«Бывает, что надо съездить пять раз поговорить, решить массу бытовых проблем прежде, чем она доверится тебе в вопросах ВИЧ-инфекции. — объясняет Коваленко. — Потому что для нее сегодня важнее проблемы с жильем, детьми, а проблему здоровья она отодвигает на третий, на пятый план. Просто прийти и сказать: „Здравствуйте, мы сейчас будем вам про ВИЧ рассказывать, давайте все в очередь выстраивайтесь, мы тут будем тестироваться, это важно для вас, это вам нужно”, они скажут:„Идите-ка вы на хрен”. К теме ВИЧ мы долго подбирались. Мы планировали, что будем проводить семинары, тренинги, а на первый семинар пришли мы и еще двое. Никому это было неинтересно. Человеку надо деньги ехать зарабатывать, какой семинар по ВИЧ-инфекции?».

Сейчас сотрудники «Новой жизни» стараются вовлекать в свою работу самих секс-работниц. «Мы приезжаем на точку, и к нам присоединяются сами девчонки. Они все у нас теперь умеют ведомости заполнять, все знают про ВИЧ, все семинары и тренинги уже прошли, — не без гордости рассказывает Вера. — Для них это важно. Тут вопрос и самооценки, и того, что она чувствует свою роль, миссию, что она участвует: „Мы же все вместе сейчас остановим эпидемию, мы серьезные вещи делаем”».

Глава регионального общественного фонда «Новая жизнь» Вера Коваленко
Глава регионального общественного фонда «Новая жизнь» Вера Коваленко

Решение открыть свой ВИЧ статус Вера приняла год назад, когда поняла, что ее задевает то, как сильно людям не хватает информации. «Я не могу не участвовать, стоять в стороне. Хочется объяснить разницу между СПИД и ВИЧ. СПИД-диссиденты меня очень волнуют: как можно говорить, что ВИЧ-инфекции не существуют, когда я вижу, как умирают люди, которые отказываются от препаратов. Когда людей дискриминируют, увольняют с работы. Когда приходят люди, рассказывают о каких-то жутких вещах: на дворе XXI век, а мама им говорит: „Вот твоя отдельная кружка”. Как вообще?»

«Люди думают: „Как мне сходить в СПИД-центр, вдруг я там встречу соседа?” Столько у людей страхов на этот счет, им кажется, что их забьют, заклеймят, камнями забросают. Все это подвигает на то, что люди должны видеть людей, у которых ВИЧ, — объясняет свою мотивацию глава «Новой жизни». — Чтобы человек, которому диагноз поставили, смотрел телевизор и видел: вот Вера Коваленко, она живет с ВИЧ, вроде ничего, выглядит нормально, никто ее не прибил еще, шевелит ногами и руками. Это надо делать. Иначе мы ничего не изменим в обществе».

«Если мы не остановим огромный поток новых случаев, то все дальнейшие действия проблематичны»

«Конкретно Екатеринбургский областной СПИД-центр быстро реагирует на изменение ситуации в рамках того, что по закону может предоставить государственная организация. Появляются новые сервисы: например, мы предоставляем помощь в оформлении документов, временной прописки для пациентов, — рассказывает Александр Лесневский из областного СПИД-центра. — Мы хорошо тестируем, хорошо проводим тренинги, хорошо обучаем педагогов, как заниматься профилактикой. И все это работает. Но есть группы — наркопотребители, МСМ (мужчины, практикующие секс с мужчинами), коммерческие секс-работницы. Как до них дотянутся руки у врача-инфекциониста? Что он должен сделать, взять сумку и пойти на точку знакомиться с нарками? Дело даже не в том, что врач не хочет: есть врачи, которые готовы это делать, но у врача 30-50 приемов в день. Какая сумка? Куда идти?».

REUTERS

Главная проблема в Екатеринбурге в частности и в России вообще — это профилактика. «Огромные территории, людские сообщества не охвачены профилактикой, которая им нужна, — сокрушается Лесневский. — Получается, что, с одной стороны, есть государственная организация, которая улучшает свою работу, а с другой стороны, есть территория, на которой почти никто не работает, потому что нельзя федеральные деньги тратить на шприцы. Но это не только наша проблема, такие же истории были и в США. Но там есть другие деньги, а здесь с другими деньгами — тоже теперь проблема. НКО — „иностранные агенты” и прочее».

«Как только появляется программа обмена шприцов, выясняется, что „ааа, у нас много наркоманов”. Они становятся явными: люди приходят, получают услуги, мы их регистрируем. А так, вроде где-то они там есть, сами по себе болеют, сами по себе умирают, мы делаем вид, что их нет. А тут все становится явным и что-то нужно делать. А что у нас предлагают делать? Лечебно-трудовой профилакторий или в лагеря их собрать и перевоспитывать трудом, наручниками, луком и чесноком, молитвой, двенадцати-шаговой программой. Неважно чем. Важно, что это все равно не работает на всех пациентах. Все не бросят употреблять наркотики. Должны быть другие сервисы. Поэтому очаг распространения эпидемии остается».

Еще одна проблема, связанная, в первую очередь, с отсутствием профилактики — это огромная нагрузка на медицинскую систему. Работать с увеличивающимся количеством пациентов теми силами, которые есть сейчас, становится все сложнее. «Нам нужно либо постоянно увеличивать штат врачей, либо переводить ВИЧ-положительных пациентов в обычные поликлиники. То есть проводить реорганизацию, которая произошла в других странах. Иначе врачи захлебнутся», — говорит Лесневский.

По оценке эксперта, реальные цифры ВИЧ-инфицированных в области в 2-2,5 раза выше официальных: «Если мы будем умножать на два, мы будем иметь минимальную картину, с которой нам нужно учиться жить».

Александр Лесневский настаивает: ВИЧ касается каждого. «Мои пациенты (в СПИД-центре) — это абсолютно все. Это семейные пары за 60, где муж как в фильме «Начинающие» перестал хотеть быть только теоретическим геем и решил попробовать. Это люди, которые развелись в 45, искали пару и вместо счастливой семейной жизни инфицировались. Это наркопотребители в возрасте и начинающие. Это медработники. Это люди, которые вообще никогда не думали, что они могут инфицироваться, и среди их знакомых нет никого, кто вообще когда-либо употреблял наркотики. Эпидемия уже начала всех касаться, а когда она будет касаться всех, как в Африке, — это будет совсем другая проблема. Желательно, чтобы этого не произошло».

«Чем больше нас демонизируют, тем страшнее становится людям. Мы говорим о том, что эпидемия генерализовалась, прорвалась в общую популяцию, но если смотреть на цифры по уязвимым группам, то виден перекос в сторону уязвимых групп, — считает активист Виталий Коротких. — Раньше это называли „группы риска”. Я не люблю термин „группы риска”, потому что в группе риска находится 147 миллионов россиян. Любой прием инъекционных наркотиков не из индивидуального инструментария — это риск. Любой незащищенный половой контакт — это риск. В зоне риска все. Это просто усиливает стигму „я не в группе риска, ведь я не наркоман, не гей и не проститутка”. Это неправильно. И это благоприятная почва для развития эпидемии».

Главред E1 Наталья Попова признает, что табу остается, а подавляющее большинство горожан до сих пор считает, что их это не касается: «В самые первые дни (после объявления эпидемии), когда городские власти объявили упрощенный способ проверки на ВИЧ, мы отправили трех корреспондентов тестироваться в районные поликлиники. Если в очереди слышали, что человек пришел проверяться на ВИЧ, от него шарахались». «Те, кто пришли проверяться, стараются не говорить об этом вслух, — рассказывает Наталья Попова. — И это сохранится, я думаю. Хотя, наверно, людей, которые  станут об этом говорить, тоже будет больше. Но страх никуда не уйдет».

РассылкаПолучайте новости в реальном времени с помощью уведомлений RFI

Скачайте приложение RFI и следите за международными новостями

Поделиться :
Страница не найдена

Запрошенный вами контент более не доступен или не существует.