«Коллекция!» в Центре Помпиду: горизонт Владимира Янкилевского

Работам Владимира Янкилевского нужно много места. Не только потому, что среди них есть пятиметровые триптихи. Дело не в физических размерах, а в масштабе творчества. Янкилевский с его горизонтами, соединяющими мужское и женское начала, — действительно, горизонт. Это место для работ нашлось в парижском Центре Помпиду, где 14 сентября открылась выставка «Коллекция!».

Портрет Р.С., 1963. Металл, дерево, масло, 98 × 135 × 23 см Vladimir Yankilevskiy

На выставке представлены 250 произведений советского и российского искусства 1950-2000 гг., подаренных музею благотворительным фондом Владимира Потанина. Как бы пресса ни называла выставку «полной панорамой российского искусства второй половины XX века», она ею не является: многие художники, знаковые для этого периода, здесь не представлены. Зато зал, выделенный под работы Янкилевского, охватывает этот период почти точно, с 1960-х по 2013 г. Начинать смотреть нужно, несомненно, с этого зала, а дальше горизонт выведет сам и объяснит весь остальной мир, сооруженный в Центре Помпиду на целых шесть месяцев. Потому что, как пишет сам Янкилевский, «настоящий художник, своей интуицией и волей, как сверхчувствительное существо, делает невидимое видимым, создавая произведение как концентрированную и оформленную энергию жизни, мощно и персонально выраженную, находя конечное в бесконечном и бесконечное в конечном, и настраивает человеческую психику, давая людям некую модель ориентации в мире». Людям, ориентирующимся по горизонту, еще и повезло: настоящий художник, хорошо представленный в большом музее, это большая удача для зрителя.

Владимир Янкилевский: Из моих вещей на выставке будут представлены два триптиха: один — 1966 года, и один — из новых, 2013 года. Триптих 1966-го года был приобретен Центром Помпиду в 1997 году, когда директором музея был Жермен Виатт. Сейчас ко мне приходил нынешний директор, Бернар Блистен, который отбирал вещи для этой выставки и для коллекции музея. Эти триптихи — большого размера, примерно пять метров каждый. Были также отобраны четыре мужских портрета, сделанные в 1963 году, и «Портрет Р.С.» — (портрет жены художника — прим. RFI), тоже 1963 года. Я всегда отказывался их кому-либо продавать, надеялся, что они когда-нибудь попадут в музей. И вот это и произошло. Поэтому они сейчас все будут выставлены, плюс к этому два рисунка, которые у меня в свое время купил Доминик Бозо, который был директором музея еще до Жермена Виатта. Таким образом в Центре Помпиду собралась довольно большая коллекция моих вещей разного времени.

Триптих № 6. Мы в мире, 1966. Оргалит, дерево, масло, 145 × 454,5 × 26 см Vladimir Yankilevskiy

На выставке также будут показаны мои Автомонографические альбомы, которые я делал начиная с 1975 года и вплоть до 1980. В тот период я был абсолютно уверен, что мои вещи никогда не попадут ни на какую выставку, что все пропадет. В общем, я решил делать эти альбомы, куда вставил и многие фотографии вещей того времени, и мои тексты — даже не напечатанные на машинке, а написанные от руки фрагменты. Очень много вклеено оригиналов: пастели, рисунки. Это пять больших альбомов, которые всегда хранились у меня в мастерской в Москве и которые я показывал только своим друзьям, но они никогда не были выставлены. Я всегда думал о том, чтобы их как-то издать. Но как? Делать факсимиле невозможно, ведь это пять толстых альбомов больше чем по сто страниц — огромное количество материала, там ведь и фотографии моих друзей того времени, и оригиналы их работ. Есть, например, ноты Альфреда Шнитке, которые он мне подарил. В общем, очень много документального материала.

Владимир Янкилевский Vladimir Yankilevskiy

Сейчас эти альбомы я подарил Центру Помпиду. Я поехал в Москву на десять дней, чтобы привести их в порядок. На выставке каждый альбом лежит под стеклом в раскрытом виде, я сам выбирал, какие страницы открыть, наиболее типичные. Было сделано видео, где представлены все страницы альбомов. Многие коллекционеры очень хотели купить эти альбомы, но я не хотел отдавать их в частные руки. Я доволен тем, что они попали, наконец, в музей.

RFI: Жалко расставаться с вещами, которые были с вами столько лет?

Так же как и с детьми. Жалко, когда произведение заживо умирает, как, например, инсталляция People in Boxes, которая сейчас в частной коллекции в Лос-Анджелесе.

Целый зал получается. Французский куратор выставки в своих интервью, называя ваши работы, причисляет вас к нонконформизму. Вы с этим согласны?

Это называли и «неофициальное искусство», и «авангард номер 2», и «нонконформизм», и так далее. Названий много, но так бывает со многими терминами, которые трактуются расширенно и не очень точно. Нонконформистами называли художников в то время, то есть в 1960-е годы, именно потому, что они не были конформистами. Но прошло время, и то, что делают многие художники, которых так продолжают автоматически называть, на самом деле, уже является конформизмом, а не нонконформизмом. Ничего, разберутся когда-нибудь. Расскажу одну историю: в 2000 году в Лондоне была устроена выставка, повторявшая парижскую выставку 1900 года. В свое время на ней были выставлены самые модные художники. А через сто лет выяснилось, что 99 % этих художников сейчас никому не известны. Но в Лондоне одновременно открыли второй павильон, где выставили художников, которые работали в то время, но не попали на выставку 1900-го года. Это оказались Ван Гог, Сезанн, ранний Пикассо и так далее. То же самое все время происходит в истории искусства. Думаю, что и сейчас тоже.

Вы предпочитаете не давать названий вашей работе, не определять ее словом, не причислять к течениям?

У меня нет точного названия. Во всяком случае, это не нонконформизм и не авангард. То, что я делаю, имеет отношение к экзистенциуму, это проблема существования человека. А к какому направлению в искусстве это причислить, я не знаю. Именно человек на фоне вечности. Собственно, триптих, который уже находится в Центре Помпиду, 1966 года, называется «Мы в мире». А триптих №4, 1964 года, называется «Существо во Вселенной». Вот это темы, которыми я занимаюсь.

И как с точки зрения художника, с вашей точки зрения, изменились мы в мире с 64-го года до 2013-го? Когда вы называли триптих «Мы в мире», вы имели в виду кого под «мы»?

Это обобщенное представление о человеке. Не буржуа, например, или коммунист, а человек как существо во Вселенной. То, что я делаю, к социуму не имеет никакого отношения, кроме одной темы, которая занимает в моей работе довольно много места. Это о том, что человек-конформист, находясь в социуме и принимая его правила, трансформируется и превращается в мутанта. Огромная тема – она в рисунках и больших вещах, в последних вещах это уже и «Божественная комедия», и «Страшный суд». То есть, не то существо во Вселенной, о котором я говорил, а трансформированные люди, у которых органы чувств меняются местами. Голова может оказаться вместо задницы, а нога может оказаться ухом или глазом. Все сдвинуто. Мне кажется, что это болезнь современного общества. Соединение в одном произведении Существа во Вселенной и Мутанта — это тема Жизни и Смерти.

Для вас вещи, отобранные на выставку, объединены?

Безусловно, потому что я всегда придерживаюсь определенной концепции. Главная тема — Существо во Вселенной проходит через всю мою работу — от маленьких вещей до больших. Одна из важных тем в моей работе — это мужское и женское начала. Не мужчина и женщина, а мужское и женское начала. Потому что во всех моих триптихах — во всяком случае, первого десятилетия, были два главных героя. Собственно, второй триптих 1962 года и назывался «Два начала». Женское начало в моих вещах — это очень важно и принципиально, отражается в разных сериях, которыми я занимался. У меня были отдельно женские торсы, женские лица, женщины у моря. Мужское начало выражено в сериях Пророки, мужские головы и Автопортреты.

В моих триптихах женское начало всегда анфас — потому что это стабильность. Мужское начало — всегда в профиль, это движение. Объединяет их центральная часть моих триптихов, модель универсума — горизонт. Он, как диалог, соединяет эти два начала.

Триптих № 32. Непостижимость бытия, 2013. Смешанная техника, 160,5 × 444,7 × 9 cм Vladimir Yankilevskiy

Почему именно триптих подходит вам как форма?

Это не тот классический триптих, в храмах, где три религиозных сюжета. У меня это: Существо во Вселенной. В триптихе 1966 года это как раз очень ярко выражено, и в триптихе 2013 года, который называется «Непостижимость бытия». Там уже более сложные темы. Трудно об этом рассказывать, надо смотреть. Сначала были фундаментальные части бытия, потом это трансформируется, туда входят уже и мутанты как части социума. Мутанты попали даже уже в очень большие вещи. Одна из главных вещей 80-90-х годов — это People in Boxes, «Люди в ящиках», 8-метровая вещь, где все персонажи находятся в ящиках разных форм. Это модель социума: каждый, попадая в социум, попадает в определенный ящик и принимает форму этого ящика. Эта вещь, как я сказал, теперь уже недостижима, хотя и была выставлена и в Париже два раза, и в Третьяковской галерее в 1995 году. Я очень об этом сожалею, потому что это одна из моих самых важных вещей.

Советовались ли с вами кураторы перед развеской?

Нет. Обычно в подготовке всех моих выставок я принимал самое активное участие, потому что я лучше знал, какую вещь с какой лучше рядом повесить и как осветить. Я сам полностью делал макет каталога, потому что важно было знать, в каком порядке в нем помещать вещи, какие фрагменты показывать. Но здесь каталога, к сожалению, пока нет. Надеюсь, что он появится, потому что выставка продлится шесть месяцев.

Из всего, что выставлено сейчас в Центре Помпиду – я имею в виду не только ваши вещи, но и вообще всю выставку, ваши, наверное, одни из самых старых вещей?

Я еще не видел выставку, там еще что-то есть из 1960-х годов. По-моему, там есть одна вещь Рабина, но кое-кто не попал, например, Краснопевцев. Нет ни одной вещи Целкова. Что-то из того, что я там увижу, будет для меня сюрпризом, но я думаю, что основная масса художников – это все-таки 80-е и 90-е годы. Я не очень уверен, что это то, что доживет до выставки, которая пройдет сто лет спустя, как картины Парижской выставки 1900 не дожили до Лондона 2000 года.

По отношению к вашим прошлым выставкам, это знаковое событие для вас?

Самыми знаковыми выставками для меня были мои музейные ретроспективы в Музее Бохум в Германии в 1988-м году, в Третьяковской галерее в 1995-м году, в Русском музее в 2007-м году, в галерее Le Monde de l’art в Париже в 1991-м году и последняя, в Лондоне, в 2010-м году. Участие в коллективных выставках, даже в Музее Гуггенхайм в 2005-м, конечно, были очень почетными, но из-за большого количества художников разных стилей впечатления были размытыми. Выставка в Помпиду очень важна для меня, так как я хорошо представлен важными для меня вещами, чему я очень рад.