С бобром во рту и бранью на вороту

От Марка Твена, который полтораста лет назад из далеких Североамериканских Соединенных Штатов предупредил нас, что громче всех вопит о вреде пьянства человек, который протрезвеет только в гробу, до моего коллеги по университету Валерия Выжутовича, который бережно собирает блохи штампов с первых шкурок, добываемых его учениками – молодыми журналистами, – диапазон журналистской рекурсии широк, как разрываемый баян.

Гасан Гусейнов RFI

Но есть одна фигура речи, которая сразу отправляет мысль говорящего и слушающего по неверному пути – между прошлым и будущим, но не в настоящее, а в нигде не существующий мир. Хороши чемоданы делают англичаны, а у нас хороши народные пословицы, жаловался Василий Васильевич Розанов. В самом деле, не успеет человек начать говорить, а уже все знают, что, изменись хоть что-нибудь в привычном мире, и непременно все станет еще хуже. Перестройка? А вот, видишь как, дождались и перестрелки. Нет бы – остаться в совке долеживать, захотелось открыть поддувало, страну и выдуло, говорят.

Вот и теперь: каждый дурак понимает, что вот никак невозможно этих типов терпеть, развязавших за несколько лет не одну войну, ободравших своих людей как липку. И все ж, говорят, какой-то таинственный вывих языка заставляет самих ободранных повторять скучные речи о невозможности перемен, о немыслимости усилий и жертв, которые пришлось бы принести, стоит только слезть с печи и пошевелить плечами. Но нет, нам через плечо буйно-горячо. Сам язык, говорят, едва начнешь, притормаживает всякое общественное начинание. Говорят, в этом магия великого и могучего русского слова: оно – главный консерватор всякой мысли и всякого общественного взаимодействия. И царь, и околоточный, и омоновец, и гибедедешник-гаишник в одном лице – вот что такое язык русского социального взаимодействия. И не только в уходящем 2015 году.

Однако, как сказал бы Владимир Иванович Даль Федору Михайловичу Достоевскому, попади они оба в наш сегодняшний Скотопригоньевск, на хитрый афедрон всегда найдется свой страпон. Так не попробовать ли собрать в одном месте хотя бы главные тупиковые начала наших речей, чтобы найти ту пробку, что так мешает людям найти выход из положения?

Мало кто знает,
или как всем давно известно,
как бы мне ни хотелось это скрыть,
когда это стало достоянием гласности,
как бы парадоксально это ни звучало,
что бы кто под этим ни подразумевал,
как бы мне ни хотелось оповестить об этом буквально каждого,
несмотря на то, что сведения об этом просочились в СМИ буквально на днях,
сколько бы столетий ни прошло с тех пор, как об этом впервые узнали,
хотя всей правды об этом мы не узнаем никогда,
пусть и мельчайшие детали этого давно и хорошо известны,
как только информация об этом стала доступна многим,
сколько бы мы ни сталкивались с прямо противоположным мнением,
искрами избы не натопишь,
а если говорить совсем уж откровенно,
сколько бы лжи об этом ни громоздили уже на нашей памяти,
уже довольно давно позабылся и тот некогда широко известный факт,
что несмотря на кажущуюся банальность,
сколько воды ни пить, а пьяну не быть,
и какой бы мнимой ни была многозначительность этого утверждения
и сколько бы людей ни пыталось скрыть этот факт,
о чем бы ни говорили мировые СМИ,
сколько пива, столько и песен,
пусть даже почти ни у кого не осталось воспоминаний,
что, ну просто в виде исключения,
как бы ни было это смешно одним
и как бы ни хотелось плакать другим,
сколько смеху, столько греха,
ибо, как известно, кровопийцы нам милее, чем ворюги,
и каждый прекрасно отдает себе отчет в том,
что, несмотря и на самую развитую систему коммуникации,
если выпало в империи родиться, то селиться надо в каменной столице,
и при всем желании даже минимальной открытости не добиться,
как бы ни был бесчувствен и глух человек,
даже отлично осведомленный о тайных пружинах,
сколько бы радости и удовольствия ему ни доставляло обнародование этих обстоятельств,
какими бы знаниями о прошлом ни располагал имярек,
чем бы ни тешилось его дитя,
сколько бы ни вилась веревочка,
как бы долго ни играла музыка,
как бы ловко ни танцевал фраер,
что бы там ни мешало, наоборот, плохому танцору,
чья бы корова ни мычала,
чья бы рыба ни молчала,
как бы ни дремал карась,
сколько б ни было щук в реке,
для чего бы ни зажигали звезды на небе,
многие уже давно догадались,
что сколько ни жить, обо всем не перетужить,
что, как бы обидно это ни звучало,
сколько утка ни бодрись, а гусем ей не быть,
хоть исследования последних лет и доказали,
что голодный, и архимандрит украдет,
но никто еще не сумел показать, почему так мало известно,
что много милости, а вдвое лихости,
что доказательства этого, давным-давно собранные по крупицам,
так и не стали достоянием гласности,
вот почему мало кто понимает,
что сколько ни живи, а помирать надо,
хотя даже поверхностный анализ показывает,
что, при более пристальном взгляде, даже слепой увидел бы,
как ни тяни, а чужого веку не заешь,
и куда бы ни завели нас эти рассуждения,
какими бы средствами сбора и анализа данных мы ни располагали,
сколько ни говори, а еще на завтра будет,
тем более, что, как известно,
лягушке волом не быть, сколько воды ни пить,
с каждым днем все больше людей убеждается,
что, тем не менее, если кто-то и отдает себе отчет в происходящем,
мало кто берет на себя смелость сказать,
что мы, скорей всего, так никогда и не узнаем,
сколько нам куковать, когда к зиме отлетать,
сколько еще с ишаком этим биться, чтоб молока от него добиться,
и пусть злые языки и говорят,
что всякая сорока от языка погибает,
что у коровы язык долог, да не велят говорить,
а кто врет, тому бобра в рот,

Что ж, с этим вот бобром во рту и провожает старый год трусоватый наш народ. Выплюнь, дурачина, отпусти бобра!