Дмитрий Орешкин о когнитивном диссонансе и политическом безумии Кремля

В чем признаки «деградации общественного пространства» в России? Чем закончился весенний парламентский сезон и чего ждать от второй половины года? Изменяется ли под давлением событий поведение президента Путина в либеральную сторону? Мнение политолога и политгеографа Дмитрия Орешкина.

Политолог Дмитрий Орешкин Wikipedia

12:02

Дмитрий Орешкин о когнитивном диссонансе и политическом безумии Кремля

Сергей Корзун

В центре внимания российских СМИ на этой неделе — международное соглашение, подписанное во вторник в Вене. Оно предусматривает поэтапную отмену международных санкций против Ирана в обмен на контроль над его ядерной программой. Политические и экономические последствия договора обсуждать ещё рано, но этот вопрос без сомнения будет актуален и для России, также находящейся под действием санкций. А в фокусе этого выпуска «Итогов недели» — завершение весеннего парламентского сезона в России. Эксперт программы — политолог и политгеограф Дмитрий Орешкин.

Дмитрий Орешкин: Парламент довольно сильно потерял престиж, причем в самых разных социальных средах. 287 законов, принятых за весеннюю сессию, — это примерно по 2 закона в день — включали в себя и несколько разумных, правда, их так сразу не вспомнишь. В массовом мышлении, конечно, зафиксировались наиболее дикие решения. Их тоже сразу не вспомнишь, но создается такое ощущение, что идет какая-то серая стена вполне мракобесных действий.

Сформировались совершенно новые медийные персоны: теперь уже не столько Жириновский, сколько Мизулина, или Федоров, или Яровая — более мелкие по масштабу люди, озвучивающие более яростные и более дикие идеи, которые Дума принимает. В связи с этим, мне кажется, парламент следует рассматривать как своего рода инструмент диагноза, потому что эти люди, безусловно, умные и высоко конкурентоспособные, приспособляющиеся к ситуации, очень ясно понимают, кто является их избирателем. Их избирателем является административный ресурс, поэтому они понимают, что если они удовлетворяют требованиям административного ресурса, несут перед ним политическую ответственность, то сохраняют свои места в парламенте, они переизбираются, имеют какое-то будущее. Ту ахинею, которую они несут, они несут не потому, что они такие, а потому что они чутьем улавливают флюиды, сочащиеся из верхов нашей страны. В этом смысле безумные решения, которые принимает Охотный ряд, на самом деле отражают социальный заказ, который формируется не снизу, а формируется как раз за кремлевской стеной.

Мне кажется, что за прошедшие полгода мы имеем основание говорить о том, что Государственная Дума — как некое искаженное зеркало, но все-таки достаточно ясно — отражает ту степень оторванности от реальности или, жестче говоря, ту степень политического безумия, в которой сейчас находится высшее политическое руководство. Это, что касается парламента.

Одновременно в глазах общественного мнения очень сильно падает престиж и статус политических партий — их рассматривают как бюрократические структуры, которые стоят в очереди у верховной власти и представляют не интересы избирателей, а интересы каких-то элитных групп. Происходит накапливание дефицита доверия, идет невнятное, но, как мне кажется, достаточно ясно выраженное разочарование. Люди очень высоко — по привычке или по еще каким-то резонам — ставят заслуги Владимира Путина, который поднимает Россию с колен и совершает бесконечные подвиги Геракла на более высоком уровне — если раньше он доставал амфоры со дна моря и летал с журавлями, то теперь он завоевывает Крым и так далее. Но при этом происходит чудовищная деинституализация и утрата доверия ко всем властям более низкого уровня: к парламенту, к судам, к полиции, к региональным властям, к политическим партиям, к средствам массовой информации. То есть происходит деградация системы сцепления между человеком № 1 и всей остальной страной, деградация, скажем так, всего социального пространства — оно опускается до уровня рода, племени и вождя. Между ними больше никого и не надо, никто и не требуется.

RFI: На этой неделе президент подписал закон о переносе парламентских выборов. Имеют ли они вообще какое-то значение, если еще учитывать, что они через год?

Выборы имеют значение. Парадокс заключается в том, что они, как это ни странно, имеют растущее значение. Если в теоретическом пространстве вся страна в восторге от Владимира Владимировича Путина, то в практическом пространстве, когда человек находится с бюллетенем один на один в кабинке для голосования, у него могут внезапно проявиться совсем другие настроения, тем более что выборы касаются не Владимира Путина. Выборы касаются как раз власти среднего уровня: партии, региональные начальники, местные выборы, а здесь накапливается непонимание и разочарование, и власть это чувствует. Во власти сидят очень неглупые люди, а чаще даже умные, просто они работают в своих интересах, а их интересы — сохранить себя при этой огромной вертикальной кормушке. Они слабо заботятся или задумываются на предмет того, откуда там берутся средства. Они берутся — значит, умный человек находит самый короткий способ продвижения и приобщения к ним, поэтому их конкуренция заключается в бюрократическом продвижении своих интересов, как было в советские времена.

Про президента Владимира Путина: нет у вас ощущения, что он меняется в последнее время, и после 40 новых ракет идет уже разговор про интернет, про то, что не надо его весь запрещать и брать в свои руки. Меняется ли он в сторону либерализации?

У Путина тот же самый когнитивный диссонанс, только, естественно, на более высоком уровне, чем у народонаселения. Он думал, что у него все пройдет, потому что ему все спишут. У него был опыт побед над Чечней и всплеска популярности. Запад там покричал, покричал немного про то, что нарушаются права, и про то, что бомбят мирных жителей, и забыл, потому что нефть, газ, потому что Россия — ядерная держава, и с ней надо договариваться.

В 2008 году была аналогичная ситуация с Грузией: Запад возмутился, пошумел и потом, в конце концов, отступил, потому что никто не хотел ссориться с Россией, завися от ее информационных ресурсов в значительной степени, не говоря уже про газовые и нефтяные ресурсы, от ее рынка сбыта. Взять хотя бы ту же Германию, у которой 5–6 тысяч предприятий на территории России — это серьезнейший бизнес. Сделали вид, что не замечают. И была совершенно обоснованная надежда, что примерно так же будет с Украиной — не будет Запад из-за Крыма и Украины ссориться с Путиным. Здесь получился важнейший политический, геостратегический просчет — Запад испугался. Запад испугался, что это — то же самое, что Судеты: если не остановить здесь, то следующим шагом будет 1939-ый год в Польше, и он решил остановить. Это в расчеты Путина, как мне представляется, не вписывалось, и сейчас у Владимира Владимировича серьезнейшая проблема — ему и лично, и через СМИ говорят: мы смогли купировать негативные экономические последствия крымской эпопеи.

Да, все сильно ухудшилось, но вместо ожидаемого падения экономики мы имеем постепенный плавный спуск, в общем-то, контролируемый. Но если будет сделан следующий шаг в этом направлении — Кудрин об этом прямо говорит — если будут новые санкции и если будет существенное снижение цен на нефть, экономику не удержать. Путин — человек рациональный. В новой реальности, когда он встретил растущее сопротивление не только политической сферы, но и экономики, он понимает цену издержек процесса.

Так называемые силовики, патриоты как раз считают, что нужно давить Украину силой, но уже теперь понятно, что издержки этого процесса будут несоизмеримо велики — и в экономике, и в военной сфере, и в социальной, если, не дай бог, уже пойдут гробы. Поэтому Путину приходится менять стратегию. Если раньше он все сильнее ставил на силовиков, отмахиваясь от экономических консультантов, то теперь, под давлением новых фактов, он вынужден прислушиваться к тому, что ему говорят те, кто раньше назвался либералами, и кого сейчас можно назвать экономическими прагматиками — будь то Греф, Дворкович или Кудрин. В этом смысле Путину приходится менять свою политику, приходится изображать более толерантного, более вменяемого и широкого человека, чем он выглядел еще год назад. Получается, что у Путина хорошие шансы потерять поддержку ура-патриотической части электората и элит-ястребов, условно говоря. И едва ли он приобретет поддержку, уже давно утраченную, так называемого европейски ориентированного сектора общественного мнения.

Ваш прогноз на август и на конец этого года.

Традиционно август считается месяцем новостей. Патриоты и ястребы ждут, что начнется наступление на Украине — именно поэтому оно не начнется, потому что Путин никогда не делает того, чего от него ждут. Соответственно, наступление не состоится, и нужно будет искать какие-то новые сферы виртуальных побед. Конечно, усилится давление на Украину в сфере экономики, в сфере, может быть, даже диверсионной деятельности, каких-то провокаций. Но от этого большой радости российскому населению уже не будет. В конце концов, эта тема уже понемногу остывает. Европа уходит. С Грецией каша не сварилась. С нефтяными потоками, которые все время меняют свое направление, тоже вроде нет ясности. Так что я думаю, что в ближайшие месяцы ему надо будет изобретать новую сферу виртуальных побед. Для этого надо обращаться к средствам массовой информации, для этого они должны родить какую-то новую концепцию. Но слишком частые победы тоже приедаются. Хорошо, когда между победами 3–4 года, а у Путина трудности в горизонте ближайшего года, даже полугода, так скажем. Поэтому каких-то катастрофических событий в августе, честно говоря, я не ожидаю. Ожидаю постепенного ухудшения ситуации и довольно нерадостных итогов местных выборов, региональных выборов в сентябре.

О том, что будет в центре внимания на следующей неделе и о том, какие новые события будут волновать общественное мнение — узнаем в следующую пятницу.