Филипп Пегорье: «Запад думает, что российский бизнес может повлиять на Владимира Путина»

Филипп Пегорье (Philippe Pegorier), председатель правления НП «Ассоциации европейского бизнеса» (Association of European Businesses), президент генеральный директор ООО «Альстом» в РФ (Alstom) в интервью RFI рассказал, почему, на его взгляд, санкции повредят европейской экономике, президент Порошенко не станет новым Манделой и почему европейский бизнес во главе России видит только президента Владимира Путина.  

Филипп Пегорье (Philippe Pegorier), председатель правления НП «Ассоциации европейского бизнеса» (Association of European Businesses) DR

RFI: Мсье Пегорье,однажды во время экономического форума в Санкт-Петербурге вы сказали, что в России бизнесмен должен быть политиком. Но у вас есть еще одна фраза, которую я нашла в другом интервью. Вы говорили, что «политика и бизнес не должны пересекаться». Так как же все-таки следует понимать взаимодействие политики и бизнеса, по-вашему мнению?

Филиппе Пегорье: Вы знаете, сейчас тяжелые времена для бизнеса. Мы, конечно, должны смотреть на то, что все наши политики придумали, на все эти санкции. Ассоциация европейского бизнеса (АЕБ) считает, что это плохой диагноз и плохие меры. Эти санкции – неудачное решение. Почему плохой диагноз? Потому что я думаю, что европейские и американские лидеры считают, что российский бизнес может влиять на Владимира Путина, что они могут что-то от него получить в ситуации с Украиной и т.д. По-моему, они плохо знают Россию. В России никогда бизнес не влияет на политику, а наоборот, политика влияет на бизнес. Именно поэтому неправильный диагноз поставили наши европейские лидеры.

Во-вторых, по-моему, экономические санкции – плохое решение еще и потому, что это удар для российской экономики, но не только. Это станет ударом и для европейской экономики. В Германии 300 тысяч человек живут с российскими заказами, во Франции их около 100 тысяч. Это, конечно, грозит безработицей. Для нас очень важно. Кроме того, это будет удар для украинской экономики, т.к. Украина – один из первых поставщиков в Россию. Особенно сильным станет удар по востоку Украины, где находятся большие заводы, которые производят заказы для российского рынка.

Вы говорите, что западные лидеры не знают Россию, что они не поняли, как можно сегодня повлиять на позицию российского руководства…

Они думают, что российские олигархи, поскольку бизнеса будет меньше, могут пострадать и они смогут повлиять на российское руководство, но это, я считаю, совсем невозможно.

Т.е. сегодня в мире не существует человека, который мог бы повлиять на президента Владимира Путина, я правильно понимаю?

Во всяком случае, российские олигархи не могут повлиять на него, чтобы уж совсем было ясно. Потом, есть силовики, которые могут на него повлиять, но это уже другой вопрос.

Мы знаем, что европейский бизнес еще до введения экономических санкций как раз пытался надавить на европейскую политику. Давайте вспомним историю с германскими бизнесменами и Ангелой Меркель. Какие аргументы обычно использует бизнес, чтобы защитить своих российских партнеров, когда бизнес говорит (напрямую или через посредников) с руководством своей страны?

Мы говорим о рабочих местах. Рабочие места – это наш единый главный аргумент. С нашими партнерами мы создаем новые рабочие места не только в России, но и на территории Евросоюза. И сейчас мы нуждаемся в них. Вы помните, что об этом как раз говорил наш премьер-министр (Манюэль Вальс, - прим. ред.), что эти рабочие места очень нужны сегодня.

Но достаточно часто, когда европейские бизнесмены говорят о России, они утверждают, что, да, Россия – привлекательная страна в плане инвестиций, однако мы все знаем, что коррупция там присутствует на разных уровнях системы. Как вы на эту проблему реагируете?

Не скажу, что ее нет. Но, я считаю, что российское руководство делает очень много для борьбы с коррупцией. Могу сказать за членов нашей ассоциации (АЕБ), они мало сталкивались с коррупцией. Сейчас в России есть власть, которая положительно работает в этом направлении и когда вопросы возникают, они готовы эти вопросы решать.

Секторальные санкции касаются транспортной, энергетической, телекоммуникационной отраслей…

Да, эти отрасли, это для Крыма.

Конечно.

Таким образом, есть два вопроса: санкции, которые связаны с Крымом, и те санкции, которые связаны с тем, что Евросоюз называет «дестабилизацией ситуации на востоке Украины». В последнем случае речь идет не о секторальных, но о финансовых санкциях, которые затрагивают все отрасли экономики через банки.

В Ассоциации Европейского Бизнеса – более 600 компаний…

620 компаний.

Да, 620 компаний. Вы всегда говорили, что сожалеете о санкциях, но при этом вы постоянно говорите о том, что АЕБ выступает за деэскалацию в Украине. Какими другими способами, на ваш взгляд, Европа и США могли бы этого добиться?

Я считаю, что с Россией нужно иметь политический разговор. То же самое касается Украины – все должны сесть за стол переговоров: президент, повстанцы. Все они должны начать говорить между собой. Пока я такого разговора между сторонами не вижу.

Кстати, к разговору об Украине, вы хорошо знаете эту страну, жили там 9 лет, видели смену режима. Вы говорили, что президент Украины должен стать новым Нельсоном Манделой.

Да! Он должен быть. Он должен лететь был сразу в Донецк, договариваться с людьми. К сожалению, я боюсь, что это было несколько амбициозно для него.

Т.е. Петр Порошенко новым Манделой не станет?
Ну, к сожалению, пока… (смеется). Пока нет.

Давайте поговорим о компании, которую вы представляете в России, о компании Alstom. Почувствовали ли вы уже на себе последствия этих санкций? И скажутся санкции на других французских компаниях – Arianespace , Thales, Safran, DCNS и т.д.?

Мне сложно говорить за другие компании. Ну а что касается Alstom, то пока наши клиенты, наши основные партнеры не под санкциями. Поэтому прямого влияния на наш бизнес мы пока не ощутили. Мы больше, как и все, чувствуем последствия экономического кризиса, экономического застоя в России – у нас меньше заказов, как у всех. Но последствий санкций пока мы не почувствовали, мы не находимся в границах действия этих санкций. Alstom – гражданская компания.

Что конкретно стало, на ваш взгляд, все же решающим моментом для введения жестких санкций? Сбитый малайзийский лайнер? Президент Франции Франсуа Олланд на этой неделе в Льеже заявил, что, глядя на эти события, Европа просто не имеет права оставаться индифферентной. Позицию санкций вы не поддерживаете. Тогда, как бы вы хотели, чтобы Евросоюз отреагировал на последние события?

Вы знаете, политики всегда рассматривают все в краткосрочной перспективе. Сейчас это очень эмоционально, конечно, такая страшная авария с Боингом. И, конечно, политическая реакция нужна. И они договорились о такой реакции, хотя, как вы заметили, я крайне критически к этому отношусь. Мы - бизнесмены, инвесторы, мы все рассматриваем в долгосрочной перспективе. Некоторые из нас уже по 20 лет находятся здесь, некоторые даже больше. Мы здесь, в России навсегда. Будем ждать, что кризис закончится и что снова будет возможным делать бизнес.

Некоторое время назад в России родилось оппозиционное движение, вы, кстати, раз решили оставаться там надолго, на всякий случай еще не начали присматриваться к каким-то оппозиционерам. Вдруг, если режим в России сменится?

Нет, нет, нет. Я не думаю. Это даже не вариант, который изучается хотя бы в бизнесе.