Перейти к основному контенту
Россия

Адвокат Михаил Тер-Саркисов о деле Анатолия Рябова: «В России началась педоистерия»

Защитник 66-летнего профессора Центральной музыкальной школы, Анатолия Рябова, обвиняемого в педофилии, комментирует судебный процесс. Как директивы руководства могут спровоцировать перегибы, что общего в деле Анатолия Рябова и в деле бизнесмена Алексея Козлова - объясняет адвокат Михаил Тер-Саркисов.

Михаил Тер-Саркисов, адвокат, управляющий партнер адвокатского бюро "Липатникова, Тер-Саркисов и Партнеры"
Михаил Тер-Саркисов, адвокат, управляющий партнер адвокатского бюро "Липатникова, Тер-Саркисов и Партнеры" DR
Реклама

История: Ведущий педагог оказался в центре скандала после того, как отказался от одной из своих учениц. Мать девочки, Виктория Корнийчук, сначала долго уговаривала Рябова взять девочку обратно. А потом, позвонив на «горячую линию», обвинила профессора в педофилии. Анатолию Рябову сейчас 66 лет. По статье 132 ему грозит от 12 до 20 лет тюремного заключения. Суд над педагогом был отложен по состоянию здоровья обвиняемого.

RFI: Процесс над педагогом Рябовым Анатолием Яковлевичем проходит в режиме суда присяжных. Это стало возможным после того, как произошли некоторые изменения в законодательстве. Но то, что мы наблюдаем, процесс проходит как-то однобоко.

Михаил Тер-Саркисов: Процесс односторонним был еще в стадии предварительного следствия. Существовала эта проблема, когда следователи допрашивали только свидетелей обвинения, но не присутствовали свидетели почему-то, которых пыталась представить защита.

Сейчас на суде существует аналогичная ситуация. Мы приводим достаточное количество свидетелей ежедневно, и они проходят фактический отбор в отсутствие присяжных заседателей и под чутким присмотром председательствующего судьи по этому делу.

Что это значит? Это значит, что каждый свидетель оценивается судьей с точки зрения допустимости доказательств, которые свидетель может по делу принести. В данном случае, речь идет все-таки не о доказательствах процессуального порядка. Все-таки это свидетели. И присяжным понимать – и судья в праве их корректировать, останавливать их, делать им замечания или даже прерывать, если они будут говорить то, что не имеет отношения к делу.

Однако, каждый свидетель фактически дважды, если его допускают до суда присяжных, дает свои показания. Я считаю, они нарушают правило равенства сторон, состязательности, которое должно быть в данном процессе, тем более, что сам председательствующий изначально избрал обвинительный характер, фактически, оказался на стороне обвинения, а не независимым, по этому делу.

RFI: То есть, судья поддерживает Викторию Корнейчук, которая постоянно на процессе присутствует и четко его отслеживает?

Михаил Тер-Саркисов: Суд, я имею в виду, председательствующий судья, поддерживает не только представителей потерпевших, но и гособвинение, что, в принципе, недопустимо в рамках действующего законодательства. Суд изначально обозначил обвинительный уклон, позволяя себе различные реплики и толкования тех действий и тех доводов, которые приводит защита Анатолия Рябова.

RFI: Судья – это Николай Ткачук?

Михаил Тер-Саркисов: Да, это Ткачук Николай Николаевич, действующий в данном судебном процессе.

RFI: Вы не думаете, что вся эта охота и эти процессы с таким рвением как-то сейчас участились? Это не связано с тем, что президент – еще пока Дмитрий Медведев – сказал фразу по поводу педофилов, и на эти процессы брошены совершенно невероятные силы, и любой, кто сейчас против – статью за педофилию?

Михаил Тер-Саркисов: Наверное, не секрет, что в нашей стране исторически любые рекомендации, не только директивы, но и рекомендации руководителей государства, либо каких-либо значимых чиновников, всегда вызывали перегиб в действиях нижестоящих лиц. Это было всегда такое. Я считаю, что в данном случае развилась некая «педоистерия».

Давайте говорить трезво: разве не существовала проблема педофилии, различного рода насильственных или ненасильственных действий в отношении несовершеннолетних? Разве не существовало порнографических сайтов, на которых были сняты дети? Разве не существовало каких-то определенных клубов, где культивировалась педофилия? Конечно, все это существовало, и существовало всегда и с древних времен.

В том числе, это нашло отражение и в сегодняшней жизни. Давайте все-таки разбираться. На сегодняшний день, я считаю, что, учитывая практику других судов в отношении других лиц, можно делать вывод, что фактически сейчас это становится одним из рычагов сведения счетов между людьми, воздействия на своих бизнес-партнеров.

У нас сейчас просто дикая ситуация, потому что получается, что, учитывая, что в России, в Советском Союзе и в России – активные методики, то есть, притрагивания с целью технически устранить, либо, наоборот, добавить какие-нибудь действия пианистов, вообще, музыкантов, спортсменов, балетным работникам, эти действия узаконены.

Есть определенные методики, и они существуют в любой сфере, где существует контакт между тренером либо педагогом, который занимается музыкой, например, с учениками. И порой детям очень сложно отличить действия, которые тренер либо педагог по отношению к ним проводит и применяет, от действий сексуального характера. В силу того, что дети еще не очень развиты и не всегда бывают в курсе еще взаимодействия, взаимоотношений полов, в силу их возраста.

Однако здесь у нас ситуация такая, что потерпевшие достаточно уже были в том возрасте, в котором - извините, сложно говорить, что в наши дни двенадцатилетние дети не осознают характера действий. Их молчание в течение довольно длительного периода времени, непринятие мер со стороны руководства школы лишний раз говорит о том, что этой проблемы не существовало. Она была избрана как сведение счетов между представителями потерпевших и Анатолием Яковлевичем Рябовым.

RFI:  Не было действий со стороны представителей учебного заведения, сами родители не очень четки в своих показаниях. Почему Виктория Корнейчук, например, не стала об этом говорить раньше? То есть, она очень долгое время настаивала на том, чтобы Анатолий Рябов продолжал преподавать, давать уроки ее дочери. В тот момент, когда он почему-то отказывается, она вдруг звонит на эту «горячую линию» Бастрыкина, и заводится это дело.

Приходит на ум другая  история – история бизнесмена Алексея Козлова, тоже очень резонансное и очень показательное дело, если мы говорим о сведении счетов. В том процессе, который сейчас идет, были ли сделаны какие-то анализы, какие-то записи. Мы уже поняли, что свидетелям со стороны защиты тяжело попасть на процесс – чисто физически, в силу барьеров, которые там выстроены.

Михаил Тер-Саркисов: Сразу остановлюсь на том, что вы упомянули Алексея Козлова. Дело в том, что несколько лет назад я работал по аналогичному делу, и аналогичное лицо, которое было инициатором привлечения Алексея Козлова, было и в нашем деле лицом, которое сводило счеты со своим бизнес-партнером.

RFI: Давайте, назовем уже имена этих людей, если можно.

Михаил Тер-Саркисов: Это было дело в отношении крупного бизнесмена Амбарцума Сафаряна, и основным действующим лицом там являлся Владимир Слуцкер, так же, как и в деле Алексея Козлова.

Тогда, в те годы, еще до возникновения «педоистерии», существовал способ сведения счетов, когда против бизнесменов возбуждались уголовные дела по мошенничеству. По такому составу, как мошенничество, злоупотребление должностными полномочиями, растрата. То есть, экономические включались рычаги. Это были тоже тяжелые по доказыванию процессы, требующие длительного времени и тоже достаточно скользкие.

В делах о педофилии все гораздо проще – достаточно заявления. Достаточно такого чудесного центра, как «Озон» (прим.ред. -Центр психолого-медико-социального сопровождения "ОЗОН". В прошлом году заключения психолога из этого центра хватило, чтобы на 13 лет осудить за педофилию Владимира Макарова, бывшего чиновника Минтранса. Срок позже сократили до 5 лет.) , которым руководит Евгений Цымбал, который фактически работает в связке со следственным комитетом, его структурами.

И достаточно незаконного заключения – поскольку эта организация не имела права и не имеет права давать никаких заключений для правоохранительных органов или суда.

Это просто не входит в их обязанности как государственного учреждения. Следственный комитет использовал это как инструмент в своей работе. Достаточно много людей – порядка 125 дел за год за прошлый – этим центром «Озон» (я, может быть, в цифре ошибусь, но в том контексте, в котором работал «Озон» я не ошибусь точно).

RFI: То есть, получается, «Озон» обеспечивает работой Следственный Комитет?

Михаил Тер-Саркисов: Я не готов вам сказать, происходит ли это сегодня, учитывая то, что прокуратура города Москвы нашла и поставила ему на вид это нарушение и рекомендовала больше не заниматься этой деятельностью. Департамент здравоохранения города Москвы, к которому он относится, также запретил ему этим заниматься, давать подобные заключения. Поэтому на сегодняшний день я сказать не могу.

Но то, что было в 2009, 2010, 2008 г. – практически во всех этих делах структура «Озона» фигурировала как некая организация, проводящая исследования на стадии доследственной проверки. То есть, фактически до возбуждения уголовного дела. В нашем деле все оказалось вообще просто: сегодня написали заявление потерпевшие, сегодня «Озон» провел это «исследование» в отношении одной из потерпевших и сегодня же было возбуждено уголовное дело, а завтра Рябова арестовали. Вот такая была схема.

Вы видите, как четко эти две структуры взаимодействовали. Фактически, в одной паре, в спарке такой. И возбуждали уголовные дела на основании простого «исследования». Причем, сам Цымбал – я слышал в его выступлениях, в беседе с ним – говорит о том, что они не заставляют детей давать какие-либо показания, они только «помогают» им фиксировать те действия, которые в их отношении совершались, интерпретировать действия детей, помогают перевести их с детского языка на язык взрослых общеупотребительный.

Они только «помогают». На самом деле, не только в нашем деле «исследования» Цымбала, центра, который возглавляет Цымбал, но еще и других лиц, мы видим, каким взрослым и вполне уже следственным языком, процессуальным языком изложены такие описания действий «злодеев». Я считаю, что в данном случае имеет место прямое взаимодействие со следственным комитетом и Озоном, которое они имели на тот период, когда наше дело, в том числе, расследовалось.

RFI: Странно говорить о какой-либо интерпретации детского языка, учитывая возраст девочек и в тот момент, когда человеку грозит срок тюремного заключения от 12 до 20 лет. Тут как бы не до интерпретаций, наверное, тут нужно какую-то четкую конкретную доказательную базу представлять?

Михаил Тер-Саркисов: Дело в том, что в принципе – это дикость, такого рода дела, эти обвинения. Как вы справедливо заметили, это нешуточное обвинение – от 12 до 20 лет лишения свободы. В нашем случае, сейчас Рябову 66 лет – это фактически смертный приговор, это пожизненное заключение. Это во-первых. А во-вторых, еще раз говорю, доказательная база основывается всего лишь на каких-то показаниях девочек, которые находились в состоянии отверженных. Обе девочки – отверженные.

Это не секрет, официально от них Рябов отказался, от обучения этих девочек по разным причинам. Но, в любом случае подоплека одна и та же. Если у человека более 80 одних лауреатов, а учеников еще больше за те годы, в которые он занимался с несовершеннолетними – фактически за 20 с лишним лет – столько учеников никогда в отношении Рябова никто себе не позволил говорить о том, что Рябов какие-либо даже намеки имеет на совершение подобных действий. Согласитесь, это странно, что именно эти две девочки оказались потерпевшими.

РассылкаПолучайте новости в реальном времени с помощью уведомлений RFI

Скачайте приложение RFI и следите за международными новостями

Поделиться :
Страница не найдена

Запрошенный вами контент более не доступен или не существует.