Российские правозащитники о насилии в тюрьмах
Насилие в современной России: насколько широко оно распространено и за счёт чего существует? На такие вопросы призван ответить проект группы молодых французских исследователей, который в прошлом году получил финансовую поддержку мэрии Парижа на три года. В планах учёных - исследование насилия в армии, милиции, семье... А семинар, который они провели 28 сентября в Высшей школе социальных исследований в Париже, был посвящён насилию в тюрьмах. Среди выступающих были известные российские правозащитники: Андрей Бабушкин, Светлана Ганнушкина, Людмила Альперн, а также специалисты по французским тюрьмам.
Опубликовано:
Российские правозащитники о насилии в тюрьмах
Амандин Регаме из парижского Центра изучения России, Кавказа и Центральной Европы, одна из авторов научного проекта и организаторов семинара, считает, что поскольку тюрьма предполагает насильственное заключение, насилие там возникает легко. Однако, по мнению этой исследовательницы, основной вопрос в том, как тюремная администрация, а также государство и общество реагируют на проявления насилия:
Наш проект - о разных формах насилия в России. У нас – сравнительный подход: мы будем задавать вопросы о том, что происходит в России, исходя из того, что происходит во Франции. Тема сегодняшнего семинара - насилие в пенитенциарной системе России, и наша идея заключается в том, что именно в этой системе насилия особенно много. Наша цель - понять, почему это происходит, и насколько это связано с историей России и её пенитенциарной системы, а также с социальной и экономической ситуацией сейчас в России. И насколько это связано с системой тюрем как таковой. Поэтому мы пригласили и французских исследователей, которые работают над темой тюрем во Франции. Иногда они говорят: вам кажется, что то, что происходит в России - дико, а на самом деле, это есть и во Франции. Я думаю, что насилие лежит в основе тюрем, просто потому что это - заключение, человек там находится в заключении. Проблема в том, насколько администрация тюрем с этим справляется, использует ли она насилие или пытается бороться с ним. А насилие бывает разным: это может быть насилием одних заключённых против других, либо насилием администрации против самих заключённых.
Андрей Бабушкин, глава Комитета "За гражданские права" и член экспертного совета при Уполномоченном по правам человека в РФ, говорил именно о таком насилии - насилии, происходящем по воле начальников тюрем, колоний и следственных изоляторов:
Если говорить об уровне насилия в пенитенциарной системе России, я не ошибусь, если скажу, что пыткам - то есть, целенаправленному насилию - подвергается примерно 10% заключённых, ну и жестокому и унижающему обращению и наказанию, по моим оценкам, - ещё примерно 50% заключённых. Я бы выделил пять основных видов насилия: это пытки на стадии следствия; это жестокое обращение в связи с условиями содержания... Ну, например, когда этим летом в Москве стояла страшная жара, в известном московском следственном изоляторе "Лефортово" все осужденные из камер в той стороне, где не было солнца, были переведены на другую сторону - где было солнце. Температура в этих камерах достигала 50 градусов... Пытки в колониях за критику администрации, жестокое обращение в штрафных изоляторах, в помещениях камерного типа и так называемом "безопасном месте". Штрафной изолятор и помещения камерного типа - это тюрьма в тюрьме. Когда осужденный, с точки зрения администрации, плохо себя ведёт, его переводят в камеру: в штрафной изолятор на срок до 15 суток, в помещение камерного типа на срок до полугода. Я приведу один пример с осуждённым Самохваловым. Его и его коллегу по заключению поместили в камеру размером два на два метра. В центре этой камеры располагалась дырка - это был туалет. То есть, двое осуждённых в течение трёх месяцев фактически жили в туалете. Это произошло в одной из колоний Вологодской области. И наконец, отдельный вид насилия - это "пыточные зоны", как их называют Лев Пономарёв и Валерий Абрамкин, известные российские правозащитники. Туда людей направляют специально, чтобы сломать их волю, чтобы подавить в них стремление добиваться справедливости.
Людмила Альперн, сотрудница общественной организации "Центр содействия реформе уголовного правосудия", уже давно занимается проблемой женщин в местах заключения. Согласно её исследованиям, после отбывания наказания в тюрьме, женщины становятся другими: чтобы постоять за себя, они отныне сами склонны применить насилие. Как следствие, они зачастую совершают особо тяжкие преступления и снова попадают в тюрьму.
Как уже упоминал Андрей Бабушкин, насилие в тюрьме может заключаться и в отсутствии достойных условий содержания. В случае женщин, это - разлучение матери и её ребёнка, родившегося в тюремной больнице: младенца сразу же помещают в детский дом при тюрьме. А также отсутствие элементарных вещей - например, гигиенических прокладок.
Говорит Людмила Альперн:
Ну, вы знаете, что прокладки нам удалось «пробить», и теперь в законодательных документах написано, что их надо выдавать. Это вот наша работа, я считаю, что и моя, и Андрея Владимировича Бабушкина тоже - нам удалось это изменить. Что касается материнства, оно до сих пор имеет такой скорбный оттенок. Хотя уже осуществлён эксперимент – в 2002 году он начался в одной из Мордовских женских колоний. Тоже силами правозащитников и международной общественности был перестроен Дом ребёнка в Дом матери и ребёнка, когда в нём появились комнаты для совместного проживания. Это было связано с тем, что главный врач этого Дома ребёнка настроен на то, чтобы мать с ребёнком не разлучались. Ведь для ребёнка это очень плохо, что ребёнок перестаёт развиваться. И вот, в связи с его интересом и в связи с выделенными средствами, был проведён эксперимент. И 15 комнат там таких сделали. В то время это было достаточно. И матери стали жить с детьми, и ситуация изменилась совершенно и для матерей, и для детей. И дети начали быстрее развиваться, говорить, и матери были счастливы находиться в тюрьме вместе со своим ребёнком, жить семейной жизнью - реальной семейной жизнью, а не её имитацией - они часто сбиваются в имитационные семьи. Но это воспринимается сотрудниками тюрьмы как уменьшение наказания. Они это воспринимают как симуляцию. Ничего не делается в интересах ребёнка. В Международной конвенции по правам ребёнка сказано, что ребёнок имеет право на семью - это первое его право. Но это не учитывается. Главное, чтобы зэчка страдала.
На семинаре говорили и про насилие одних заключённых над другими, про "кастовую" систему, существующую в российских мужских тюрьмах. На одном конце такой "кастовой" шкалы - "паханы", или "воры в законе", а на другом - "опущенные" - своего рода каста неприкасаемых. По мнению Людмилы Альперн, необычайная живучесть этой системы связана, опять же, с условиями содержания в российских тюрьмах, где в одном помещении ночуют около ста человек. А Андрей Бабушкин считает, что в разделении на "касты" заинтересовано тюремное начальство:
Наличие этих каст администрации очень выгодно - это один из механизмов регулирования поведения осуждённых. Осужденный что-то там говорит: "Права человека! Несправедливо осудили меня!", а ему: "Не хочешь стать опущенным?" - и он - всё: рот закрывает и боится что-то сказать.
В чём же причины того, что насилие в российских местах заключения - практически, норма? Вот что об этом думает Светлана Ганнушкина, председатель Комитета "Гражданское содействие" и член Совета по правам человека при президенте РФ:
Это то, что у нас с 1994 года идёт в стране война, и огромное число людей, которые сейчас работают в пенитенциарной системе и в других учреждениях закрытого типа, прошли через эту войну. Они вынесли оттуда травмированное сознание и огромный заряд ненависти. И, прежде всего, эта ненависть направлена, конечно, на тех, кого они ещё недавно считали врагами. Первая война у нас называлась "наведением конституционного порядка", вторая война – контртеррористической операцией, но, если вы помните дело полковника Буданова, - одно из очень немногих, практически, всего два у нас было таких дела, когда судили представителя российской армии за насилие в Чечне, то может быть, незамеченными прошли его слова, которые замечательно характеризуют ситуацию. Когда его стали упрекать: "Что ты сделал? Ты убил российскую гражданку!", он сказал: "Когда мы шли сюда убивать, нам не говорили, что это - российские граждане. Нам говорили, что это враги, которых надо убивать". И вот с этим они идут в мирную жизнь. Каждый из чеченцев находится под подозрением. Каждый.
Французские учёные, присутствовавшие на семинаре, согласились с тем, что война - одна из основных причин насилия в тюрьмах, пусть даже со времени её окончания прошло много лет. По их мнению, вторая мировая война, и, особенно, война в Алжире, очень сильно повлияли на тюремную систему в современной Франции.
А российские правозащитники рассказывали о том, как они пытаются бороться с насилием в местах заключения. Признавая, что пока ещё гражданское общество зачастую оказывается беспомощным перед такой несправедливостью, Светлана Ганнушкина с большой иронией рассказывала о том, как ей удаётся спасать того или иного чеченца, попавшего в колонию и подвергающегося там насилию:
Что я могу сделать в этом случае? Ну, вы понимаете, что у нас расхождение во времени, например, с Кемерово, весьма и весьма большое. Мне, значит, нужно дождаться того часа, когда там начинает работать колония: у нас это может быть три часа ночи или четыре часа утра. Найти их телефон: я выхожу в Интернет и у нас, слава богу, почти все колонии имеют сайты в Интернете. Нахожу этот самый сайт, нахожу дежурного, звоню туда и изображаю из себя VIP-персону: "С вами говорят - "говорят" - это такая форма, не знаю, как это переводится на французский - из Совета по правам человека Российской Федерации". Иногда дежурный подзывает начальство и говорит: "Звонят из Администрации президента", не учитывая, что администрация президента спокойно спит уже в это время. Дальше я говорю: "Что у вас там происходит?! До меня дошёл такой-такой сигнал". Наивные русские люди, привыкшие подчиняться начальству, иногда на это реагируют. К сожалению, далеко не всегда. Через какое-то время они понимают, что я - не такое большое начальство, но что-то удаётся предотвратить... Иногда - точнее, очень даже часто, мы обращаемся к президенту, к тому же Реймеру (директору Федеральной службы исполнения наказаний) - бесконечные письма ему пишем - и пытаемся добиться того, чтобы условия содержания были улучшены, чтобы человеку была оказана медицинская помощь, чтобы прекратились пытки.
РассылкаПолучайте новости в реальном времени с помощью уведомлений RFI
Подписаться