И снова я накануне эфира сижу перед белым листом на экране компьютера... О чем я буду вам сегодня рассказывать ? О погоде. И не потому, что не о чем говорить, а потому, что в Париже сейчас осень. И для меня, по целому ряду причин, эта осень — особенная. В том числе и потому, что я перешёл почти полностью от общественного транспорта к так называемой — поколением моего дедушки — автобусной линии номер 11, то есть я везде хожу пешком.
Идти по городу пешком — это иногда выбрать самый прямой и короткий путь, это новые маршруты и открытие того, что не видно из окна автобуса или тем более из глубин туннелей метрополитена. Вдалеке от шума и суеты больших проспектов можно увидеть то красочный дворик за чугунной оградой, то перед глазами открывается вид на Сену — утром, когда солнце только-только встало и освещает лишь шпили готических церквей и большой купол Пантеона на горе Святой Женевьевы... Это человек в черном пальто, который тебе открывает ворота в парк Buttes-Chaumont поздно вечером и разрешает пройти через ночной парк, чтобы навестить друга в клубе Rosa Bonheur, расположенный на другом его конце. Поднимаешься по аллеям, и вдруг открывается вид на весь ночной Париж...
Идти пешком — это быть вдвойне анонимным. Потому что в городе, где и так особо никому нет до тебя дела, когда ты идёшь, взгляды лишь пересекаются, но не останавливаются. Это не то же самое, как когда на тебя в метро пялится сосед, и тебе порой становится не по себе от одного взгляда. Париж осенью красив всеми огневыми оттенками листьев, от самого насыщенного красного до золотистого желтого, через все возможные оранжевые и коричневые.
Париж осенью располагает к тоске. Тоска по счастью, за которым гонялся столько лет, но так и не догнал. Тоска по недавним временам, когда ты думал, что всё не так уж плохо. Тоска, которую не рассеют даже самые лучшие воспоминания о прошлом. Тоска, против которой единственное и последнее оружие — улыбка на ангельском лице твоего ребёнка. А если подумать, что впереди только зима, пусть всего лишь зима парижская, то кажется, что ты вместе с листьями упадёшь на брусчатку.
Но на самом деле хочется задать вопрос: располагает-ли осень к тоске, или тоска располагает к осени ? Помню еще со школьных лет, что во времена поэтов Плеяды, у Ронсара и Дью Беллэ, осень — сезон урожая, сезон обилия. В Париже есть еще небольшие виноградные сады, где каждый год собирается веселая толпа любителей виноделия и празднует конец урожая. Вот-вот был совсем недавно такой праздник на Монмартре. Только надо признаться, что мы, жители большого города, это не видим, и обилие у нас в магазинах круглый год. Но не в этом дело. Образ тоскливой осени возник много лет после Ронсара, сначала у Руссо, а потом у романтиков и дошёл до наших дней. Хотелось бы прочесть стихотворения целиком, но прийдется ограничится отрывками. Вот у Бодлера, « Chant d'automne » (1859):
« J'écoute en frémissant chaque bûche qui tombe
L'échafaud qu'on bâtit n'a pas d'écho plus sourd.
Mon esprit est pareil à la tour qui succombe
Sous les coups du bélier infatigable et lourd.
II me semble, bercé par ce choc monotone,
Qu'on cloue en grande hâte un cercueil quelque part.
Pour qui? — C'était hier l'été; voici l'automne !
Ce bruit mystérieux sonne comme un départ. »
и далее из того же стихотворения
« J'aime de vos longs yeux la lumière verdâtre,
Douce beauté, mais tout aujourd'hui m'est amer,
Et rien, ni votre amour, ni le boudoir, ni l'âtre,
Ne me vaut le soleil rayonnant sur la mer.
Et pourtant aimez-moi, tendre cœur ! soyez mère,
Même pour un ingrat, même pour un méchant ;
Amante ou sœur , soyez la douceur éphémère
D'un glorieux automne ou d'un soleil couchant.
Courte tâche! La tombe attend — elle est avide !
Ah! laissez-moi, mon front posé sur vos genoux,
Goûter, en regrettant l'été blanc et torride,
De l'arrière-saison le rayon jaune et doux ! »
И еще напоследок стих Поля Верлена, « Chanson d'automne ».
« Les sanglots longs
Des violons
De l'automne
Blessent mon cœur
D'une langueur
Monotone.
Tout suffocant
Et blême, quand
Sonne l'heure,
Je me souviens
Des jours anciens
Et je pleure
Et je m'en vais
Au vent mauvais
Qui m'emporte
Deçà, delà,
Pareil à la
Feuille morte ».
En Russie, où peut-être seulement chez Pouchkine ? Tout au contraire !
Tout les russes connaissent en effet les célèbres vers extrait du poème « Осень » l’automne.
А в России — а, может, только у Пушкина — все наоборот. Ведь все знают отрывок из стихотворения «Осень»:
«Унылая пора! очей очарованье!
Приятна мне твоя прощальная краса –
Люблю я пышное природы увяданье,
В багрец и в золото одетые леса».
Mais beaucoup moins nombreux sont ceux qui connaissent la suite de ce poème, et en particulier la huitième strophe. Moi-même, je l’ignorais jusqu’à ce que ma rédactrice préférée ne me les récite...
Но мало кто знает наизусть продолжение, включая меня, до разговора с моим незаменимым редактором. Ведь в этих строках, не без издевательства над своими зарубежными коллегами, он в очередной раз выворачивает романтизм наизнанку:
«И с каждой осенью я расцветаю вновь;
Здоровью моему полезен русский холод;
К привычкам бытия вновь чувствую любовь:
Чредой слетает сон, чредой находит голод;
Легко и радостно играет в сердце кровь,
Желания кипят — я снова счастлив, молод,
Я снова жизни полн — таков мой организм
(Извольте мне простить ненужный прозаизм)».
Est-ce l’automne, qui prédispose à la mélancolie ? Où la mélancolie qui nous la fait aimer ? J’ai ma réponse à cette question. Et si cette question, comme moi, vous préoccupe, trouvez donc la réponse qui vous convient….
Располагает ли осень к тоске, или тоска располагает к осени ? Для себя я ответил на этот вопрос. Если он вас, как и меня, волнует, то найдите свой ответ...
РассылкаПолучайте новости в реальном времени с помощью уведомлений RFI
Подписаться