ЛГБТ-активист Игорь Циханюк: «Чтобы быть геем в Белоруссии, нужно много "мужности"»

Что такое быть сегодня геем в Белоруссии? О минских гей-клубах, гей-прайдах, реакции окружающих, а также влиянии российских гомофобных законов на соседнюю республику RFI поговорила с 26-летним белорусским ЛГБТ-активистом Игорем Циханюком, который на несколько дней приехал в Париж по приглашению международной правозащитной ассоциации Amnesty International.

Игорь Циханюк - белорусский ЛГБТ-активист и герой кампании французского отделения Amnesty International @Amnesty International

RFI: Что значит сегодня быть геем в Белоруссии?

Игорь Циханюк: Это достаточно сложно. Нужно много, как говорят по-белорусски, «мужности». На вопрос «гей вы или нет?», что часто  задают мне в Белоруссии, я не стесняюсь, говорю – да. Потому что я не вижу в этом преступления, которое входит в разряд уголовного или административного кодекса.

Но на территории Белоруссии ведь пока не действует, как в России, закон о запрете гей-пропаганды?

Да, он пока не действует, но собираются что-то там пропихнуть через парламент на рассмотрение – «о пропаганде». Что будет в Белоруссии, если примут этот закон, что будет означать сам термин «пропаганда» - еще неизвестно. Можно рассматривать вариант, что «пропаганда» - это деятельность правозащитных ЛГБТ-организаций или травить артистов queer-культуры – drag queen артистов.

Ваш президент Александр Лукашенко однажды сказал, что лучше быть диктатором, чем геем.

Да, это он ответил немецкому мэру (Мэр Берлина Клаус Воверайт, выступивший в поддержку российских геев. - RFI), потому что тот является открытым геем. Для меня он – эталон «мужества» и «толерантности» . Молодец, очень уважаю. У нас многие активисты вздохнули с облегчением, что кто-то начал говорить об этом открыто. Потому что это стало поводом для обсуждения проблем ЛГБТ в Белоруссии, несмотря на то, что президент вообще отрицает существование геев. Он даже как-то сказал, что у нас нет проблем с дискриминацией, у нас нет дискриминации на почве расизма или гомофобии. Он отрицает эти проблемы, что смотрится немножко со стороны смешно. То ли это проблема того, что белорусский лидер  не знает о проблемах, то ли он не вникает в них, то ли не хочет их «разгребать». Прислушиваться к народу, видимо, не хочет, раз он заявляет о том, что «их нет», когда они есть. Это лицемерная политика, с моей точки зрения. И выглядит немножко забавно.

Сколько ЛГБТ-организаций существует в Белоруссии и зарегистрированы ли они официально? Или все это какие-то подпольные кружки?

У нас есть организация «Встреча». Она зарегистрирована, но занимается не столько проблемами ЛГБТ, сколько проблемами ВИЧ-СПИД. Ориентирована, по большей части, на ЛГБТ-сообщество.

Правозащитную деятельность у нас может вести только белорусский Хельсинский комитет. Он, по большей части, занимается юридическими проблемами, представляет в судах, но все равно, влияния мало. Есть еще организация «ГейБеларусь», которую уже в течение 5 лет пытаются зарегистрировать. По разным предлогам в регистрации отказывают. Вообще, в Белоруссии зарегистрировать какую-либо организацию – правозащитную, либо какие-то другие движения – это очень-очень сложно.

«ГейБеларусь» , что это за ассоциация?

«ГейБеларусь» является добровольным правозащитным проектом, который проводит информационные работы, освещает проблемы ЛГБТ-сообщества в ООН, занимается петициями, сбором подписей.

Кстати, вчера был последний день, когда проводился гей-прайд в Минске в очень экстремальных условиях. Я получаю сейчас информацию о том, какая ситуация по проведению прайда в Минске: все акции, все вечеринки – все запрещено, к сожалению.

Что значит гей-прайд в Минске?

Гей-прайд в Минске – это  семинары, конференции.

То есть люди не выходят на улицу?

Если получается, пытаются договориться с властями, просят разрешения, конечно.

Когда получалось в последний раз?

В прошлом году это удалось, но это было не официально. Был арендован трамвай, который был украшен лозунгами, какими-то постерами. Мы проехались весело, с музыкой, но при этом смогли показать людям, что есть в Белоруссии геи. Самое главное, что нужно донести, - чтобы они не забывали, что они есть, они существуют и с такими же проблемами.

Никаких проблем не было после того, как на трамвае проехались?

Нет, не было, слава богу. В этом году, к сожалению, все запрещено. Были облавы на вечеринке, на дискотеке, формат которых входил в проведение гей-прайда. Все вечеринки были по техническим причинам отменены. Вдруг нечаянно было обесточено здание, не смогли там провести съемки, потому что опять же то дерево упадет «нечаянно» на здание. По разным причинам препятствовали, либо уже приходили милицейские рейды, вдоль стены ставились люди, которые пришли на вечеринку, переписывались их данные, как преступников. Впоследствии, конечно, кого-то могли забрать. Но все равно, это уже попытка надавить на сообщество.

А гей-клубы в Минске есть?

Был гей-клуб очень известный, который просуществовал 10 лет, он называется «6А». В этом году его закрыли.

Никогда не было мысли уехать из Белоруссии?

Я и без того, честно скажу, очень много езжу по миру. Уехать легко, это не проблема – сел и поехал. А кто тогда останется помогать людям? Если все уедут, а проблема-то останется. Моя позиция – от проблем не надо уезжать, убегать, прятаться, зарываться в землю. Как в России – ждали конца света, рыли норы и прятались туда, как будто конец света пройдет по воздуху мимо них, не заметит. Проблема так же и останется существовать. Поэтому я – нет, я не собираюсь уезжать из Белоруссии, потому что все-таки я – патриот.

Какие проблемы могут быть у открытого гея в Минске ?

Безусловно, это какие-то проблемы на работе или с трудоустройством. В моем случае, например, я могу, я настолько открытый гей – я не рекламирую ни в коем случае, просто я не хочу лицемерить перед собой и перед обществом (Игорь работает визажистом. - RFI). При этом я могу вести себя достаточно жеманно, манерно иногда, и я не стесняюсь этого. Я еще и травести-артист, и у меня проскальзывает эта манера.

Наверное, я мог бы при желании скрыть это, но я не хочу этого – лицемерить перед собой, перед богом. Зачем? Я такой, какой я есть, и у меня нет проблем с обществом – я люблю людей. Но иногда проблемы со мной возникают у общества. Потому что они не могут принять, они не готовы еще. Для них это что-то новое, а у нас в республике люди, сталкиваясь с чем-то новым, его боятся и не знают, как реагировать. То есть это еще вопрос времени.

Я думаю, что у нас придет время, когда все это будет разрешено, как в Париже, во Франции. Но и во Франции тоже, мы знаем, тоже все было не сразу. Но ко всему приходят. Капля камень точит. Поэтому маленькими шажками, терпением можно достигнуть многого.

Вас же забирали,  арестовывали?

Да, арестовывали. Но, слава богу, я остался жив, перетерпел. Это было 6 февраля 2013 года. Меня забрали из больницы. У меня была обнаружена язва желудка, меня увезли на «Скорой» с болями в желудки, а на третий день меня уже забрала милиция. Они пришли в больницу и сначала культурно попросили собраться, без шума. Но так как я отказался, они меня просто за руки выволокли в машину и привезли в участок.

На каком основании?

А не было оснований. И когда я им задавал вопрос: «На основании чего вы меня забираете?», они просто молчали. Они игнорировали мои вопросы, у меня были изъяты вещи без протокола, что тоже нарушает порядок следствия, порядок допроса в участке – не было понятых, свидетелей, что у меня изымались эти вещи.

Тут уже начался полный беспредел дабы оказать давление, запугать этими действиями, «видишь, мы сейчас можем так, а потом можем так». И когда у меня изымались вещи, они сказали такую фразу (эта фраза у меня в заявлении указана): «Игорь, доставай то, что у тебя в карманах». Я говорю: «У меня телефон, но мне надо позвонить, извините». Нет, забирают. «Доставай, что у тебя еще». У меня еще были ключи в кармане. «Доставай там наркотики, травку». Я говорю: «Нету такого. Вы что? Я это не употребляю, я этим не балуюсь». Они: «Нету? Ну, ничего, сейчас появится». То есть они дают намек, что ничего, тебя сделать преступником – так вот.

Сколько вы пробыли в отделении?

Я пробыл там час, потому что потом позвонили из госпиталя, врачу доложили о том, что меня изъяли, потому что во время изъятия ее не было. Она начала принимать меры по моему спасению, потому что я находился на тот момент в ее юрисдикции, и меня забрали из ее больницы. Проблемы с моим здоровьем могли бы оказаться ее проблемами. Конечно, спасая себя, свою должность, врач приняла меры по спасению. Но когда я приехал в больницу, меня в экстренном случае сразу же выписали. Тоже поступили недобросовестно. Когда я сделал заявление – «прошу сделать допрос врача, который может подтвердить эти факты», она не сделала ничего, она отказалась, не дала показаний.

А у других ваших знакомых-геях были подобные ситуации?

Были, вызывали тоже активистов. Кто-то отказывался приходить в полицейские участки, кто-то игнорировал. Ну, вот я игнорировал, но за мной приехали, и к некоторым приезжали, к кому-то – на работу, к кому-то – к друзьям. Но поводы для вызовов могли быть разные. Кого-то вызывали в связи с тем, что «ваш друг совершил преступление, вам надо приехать, он ваш друг, мы знакомых ищем». А по факту, когда приезжает, он понимает, что речь идет не о друге, не о знакомом, а именно о нем, о его деятельности правозащитной. Да, давление, обманными путями пытались заманить, разные дела: дело по наркоторговле, торговле людьми отдел. Меня забрал уголовный розыск. В результате все структуры были распределены, и в 12 городах республики Беларусь было вызвано 67 человек в участки.

Влияет ли российская политика и гомофобный дискурс, который сейчас существует в российском обществе (когда человек, который говорит, что «сердца геев нужно сжигать», становится во главе крупнейшего информационного государственного агентства), на то, что происходит в Белоруссии?

Да, это правда. Действительно, политика России очень влияет, и в средствах массовой информации задают тон настроениям  в республике Беларусь. Что делает Россия, то делает и Беларусь. Очень большое влияние имеет Русская православная церковь. В России появилось много экстремистских группировок, которые считают за честь избить гея, и у нас начало тоже зарождаться вот это – вот эти пока еще маленькие группировки. Это проблема.

То есть, у вас есть свой Дмитрий Энтео?

Да-да-да. Вот этот вот, которого показывают. Это страшно. Когда-то так, простите, зарождался фашизм. Потому что все кажется, они в меньшинстве – националисты, расисты, вроде их пока мало.  Поэтому вот тут уже пора начинать бороться и бить тревогу, потому что это симптом дурного будет государства. И, в частности, я даже со стороны Русской православной церкви сталкиваюсь с проблемами. Я вот приехал в Гродно, и меня публично выгнали из церкви. Человек, управляющий монастырем – игуменья (это был женский монастырь), которая публично после после литургии, начала говорить людям: это гей, которым надо плевать в спины, их надо убивать.

А как она это поняла?

Мы с ней были лично знакомы. Она увидела мое интервью на Euronews с гей-прайда в Москве, это в 2009 году произошло. Я когда потом приехал в Минск, меня узнали. Я пришел, мне говорят, «мы тебя видели по телевидению, ты – гей». Да. И вот там началось веселье.

А вашей семье не тяжело? Они не просят вас быть осторожным?

Да. Моя семья не сразу, конечно же, меня приняла. Безусловно, это вопрос времени. Мне было нужно много времени для того, чтобы мама, родители как-то успокоились, чтобы они осознали, что я – ребенок-гей в семье, что это тоже нормально, и такое бывает. Что наша семья – не единственная. Я знакомил их с другими родителями, родителями моих друзей, которые уже стали более или менее толерантными. То есть, я предпринимал попытки сближения с родителями, и все-таки… Но наше дело правое. Победить.

В конце концов, приняли родители?

Да, меня приняли.