Перейти к основному контенту
Кино

Андрей Звягинцев о «Левиафане»: Иов и праведники среди нас

Фильм российского режиссера Андрея Звягинцева «Левиафан», получивший приз за лучший сценарий Каннского фестиваля этого года, выходит 24 сентября на французские экраны. «Политическая притча и урок кинематографа», - писал в канун премьеры еженедельник «Экспресс». В интервью RFI Андрей Звягинцев рассказал о христианских отсылках в его картине, сюжет которой был вдохновлен ветхозаветной «Книгой Иова», этой «драмой на все времена», как писал о ней К.Г.Юнг. Кьеркегор, в свою очередь, считал, что в «Книге Иова» содержится больше мудрости, чем во всех трудах Гегеля.

Алексей Серебряков и Елена Лядова в фильме "Левиафан" Андрея Звягинцева
Алексей Серебряков и Елена Лядова в фильме "Левиафан" Андрея Звягинцева
Реклама

Фильмом, очень вписывающимся в «русскую традицию», традицию в духе Достоевского с вечным противостоянием человека Злу назвала эту картину газета «Монд».

В своем каннском интервью RFI Андрей Звягинцев говорил о двух отсылках – политической и духовной – легших в основу сценария картины. Это «Левиафан», труд английского философа Томаса Гоббса. Общественный договор, предлагаемый моделью Гоббса, режиссер суммировал так: «Вручая суверену свою свободу, человек заключает контракт с дьяволом».

Именно сделка с дьяволом – пари Бога с Сатаной на душу праведника Иова – лежит в основе истории «Книги Иова». В интервью RFI Андрей Звягинцев размышляет над возможными христианскими аллюзиями в прочтении его фильма, «возможными» - потому что режиссер избегает давать зрителю прямые ключи к прочтению его фильмов, оставляя каждому судить самому о его работах, даже таких кристально внятных, как его предыдущий фильм, «Елена», или новый, «Левиафан».

Несмотря на то, что действие «Левиафана» разворачивается в наше время, а его герой – пьет горькую, в главном персонаже, Николае, прочитываются все черты праведности, считает режиссер.

Андрей Звягинцев: - Однажды мне задали такой вопрос: как же так, вы соединяете несоединимое? Ваш персонаж, Николай, какой-то забулдыга-алкоголик, который протестует попусту и вдруг вы проводите параллель с Иовом, одним из самых ярких праведников перед лицом Бога, о чем ему собственно и заявляет Дьявол в начале «Книги Иова», в начале «Книги Иова», говоря: вот, Господь, есть у тебя такой человек, давай ему учиним проверку и Ты поймешь, кто он такой. Отвечая на этот вопрос, я задумался и вспомнил всю коллизию фильма «Левиафан». Я дерзнул на то, что сказал о том, отвечая на этот вопрос, это сейчас, через призму литературного текста этот человек, по имени Иов, рисуется как праведник – через призму человеческого взгляда. Если же посмотреть на Николая – чем он не праведник и где он совершил хоть один поступок, который свидетельствовал бы о том, что этот человек, который ищет справедливости, правды, благополучия – как, в общем, любой человек. Другой вопрос, что у меня не было никакого намерения проводить прямые параллели с Иовом и иллюстрировать эту книгу, поскольку финал истории мы знаем: Иов вознагражден, он получает все по заслугам, да, это такой своего рода «хэппи энд». Только я бы задался бы вопросом: отнять твою жену, детей, а потом дать новых – это что, воздаяние? Это очень странно: измучить человека, довести его до полного уничижения его плоти, а потом это всё воздать ему… Да, такое по силам только Богу, и этот Его промысел мы, люди, постичь мне, кажется, не в состоянии. Так что здесь, конечно, не прямая цитата, не цитирование и не следование букве книги.

Вы говорите о Боге - речь идет о ветхозаветном Яхве: Юнг, например, считал, что появление христианства было отчасти ответом на тот тогдашний синтез, где доминировал Бог карающий; для человеческой души, как мы это видим на примере Иова, это было нестерпимо, и пришел Бог-Любовь, Бог-Милосердие. У позднего иудаизма христианство почерпнуло эти новые концепции праведности и сострадания. Может быть, это какая-то очень русская версия праведности: кто страдает, тот не грешит, - говорят нам классики?

- Я помню у Сергия Булгакова в «Философии имени» есть такой пример. Он, правда, ссылается на мусульманскую традицию, на ислам, и приводит несколько имен Бога. В исламе сотня этих имен. И когда он в переводе перечисляет эти имена, они, конечно, пестрят многообразием. Это и Бог карающий, Бог наказывающий, Бог ревнивый, Бог мстящий, Бог любящий, Бог прощающий… Эти эпитеты, эти имена Бога, объединяют в себе все многообразие отношения к человеку. Бог Любви, воплотившийся в теле Христа, принес им новую весть о том – как я это понимаю, как я могу это трактовать – о том, что человек ближе к Богу, т.е. он в непосредственной близости к Богу, поскольку он может обнаружить Бога в себе самом. В себе самом как в средоточии, в конечной цели творения божия. Так я прочитываю эту жертву Бога в теле его сына: отдать за грехи человечества своего сына, единственного. И это новое слово, т.е. эта благая весть – как новый взгляд, как новое приглашение. Как я слышу, что говорит Христос: вы братья мои. А, значит, если Он сын Бога, а мы Его братья, значит, мы в непосредственной близости к Богу. Т.е. не в нашем тварном состоянии и в этом мировом зле пребывая, находимся в непосредственной близости – мы должны прорваться через это, потому что мы действительно близки, а не в такой трансцендентной дали один от другого – я имею в виду человек и Бог – который нам предлагает та или иная конфессия, или утверждение, создавая неимоверную дистанцию между Богом и человеком.

 

РассылкаПолучайте новости в реальном времени с помощью уведомлений RFI

Скачайте приложение RFI и следите за международными новостями

Поделиться :
Страница не найдена

Запрошенный вами контент более не доступен или не существует.