Умка: «Я не знаю, в чем мы – андеграунд»

В парижском русском книжном магазине «Глоб» в пятницу 26 апреля прошел концерт Умки. В последний раз Аня Герасимова, которую называют одной из главных представительниц российского андеграунда, приезжала в Париж еще в 98-м году: к Алексею Хвостенко. Умка рассказала RFI об уместности понятия «андеграунд» сегодня, политической «щекотке», а также о том, как она попала под велосипед в свой первый день в Париже.

Парижский концерт Умки, Librairie du Globe, 26 апреля 2013 ©RFI

RFI: Когда говорят «Умка», подразумевают андеграунд. Что такое андеграунд сегодня, можно ли вообще об этом говорить?

Умка: «Андеграунд» - было понятно 20-30 лет назад, а сейчас какой может быть андеграунд? Сейчас есть интернет. И если понимать под андеграундом все, что не крутят по радио, то это уже больше, чем то, что крутят по радио. Поэтому у нас много концертов, у нас огромное количество публики. Я не знаю, в чем мы – андеграунд.

RFI: Как вам ваша нынешняя молодая публика?

Умка: Правильные люди. Интересно, что я узнаю их на улице иногда раньше, чем они меня. То есть, я иду по улице в любом городе, вижу каких-то людей и думаю: «Наверное, это те, кто нас слушает». И они говорят: «Ой, «Умка»! Мы вас знаем».

RFI: Сегодня, когда говоришь с актерами, писателями, художниками, так или иначе, все разговоры сводятся к политике. Вам это как-то интересно? Вы за этим следите? Готовы участвовать в таких дискуссиях?

Умка: Я, нет, не готова участвовать в этих дискуссиях. Во-вторых, я твердо осознаю, что все это не стоит выеденного яйца. Это очень плохая вещь, совершенно неправильная и с той, и с другой стороны. И мне кажется, что чем больше народу поймет, что в этом не надо участвовать, тем скорее станет хорошо. Поскольку это такая щекотка, некоторый способ «оттянуться» иначе еще, чем уже можно, то некоторое время еще это, конечно, будет продолжаться. Никуда от этого человечество не денется.

RFI: Вам это вообще не интересно?

Умка: Мне это не просто неинтересно. Мне это категорически отвратительно.

RFI: Вы не читаете новости, не следите за тем, что происходит?

Умка: Я иногда читаю новости, я вынуждена иногда быть в курсе того, что происходит. Они мне крайне не нравятся. И я не хотела бы таких новостей. Я тоскую по тем временам, когда не было интернета, и я не знала вообще ничего. Когда-то, когда нас однажды пригласили на какой-то фестиваль, а потом спросили: «Как вы относитесь к Кириенко?», я совершенно честно спросила: «А кто такой Кириенко?». Все упали, потому что это был какой-то концерт, организованный с его помощью. Я до сих пор не знаю, кто это был. Но вот нынешних я как-то почему-то знаю по фамилиям, и я не могу сказать, чтобы это меня радовало.

RFI: Если посмотреть на людей в церкви, на людей в политике, они-то как раз и были теми самыми представителями андеграунда в 80-е. У вас есть какое-то объяснение тому, что они вдруг оказались «по ту сторону»?

Умка: Какую сторону?

RFI: Официальную. Тот же Кинчев, например.

Умка: Кинчев с самого начала очень хотел быть вписанным в какой-то истеблишмент, и он в него роскошно с удовольствием вписался. И прекрасно: он имеет то, чего хотел. И все с него имеют то, чего они хотели.

RFI: Мы с вами разговариваем в Париже. Вы здесь в последний раз были, когда был жив еще Хвостенко. Изменился Париж, как вам здесь сейчас?

Умка: Мне очень не хватает здесь Хвоста, конечно. Он сильно одушевлял пространство вокруг себя. Его вообще, вообще очень не хватает. Я, честно говоря, боялась, что Париж изменился сильнее, я очень рада, как он сейчас выглядит – по нему чудесно гулять. Правда, вчера я попала под велосипед, поэтому у меня порвана штанина и заклеена коленка. Но это же лучше, чем наоборот.

RFI: А как вам нынешняя Москва, в которой вы живете?

Умка: Москва очень сильно изменилась за это время. Я живу не в Москве, я живу под Москвой в Зеленограде одной ногой, второй ногой – в Севастополе, и третьей – в Вильнюсе. Так что я из Москвы практически бежала. Трудно, тяжело там. Не знаю, станет ли легче. Очень прессинг серьезный, такое ощущение, что он нагнетается, этот прессинг, нарочно. Чтобы все были все время немножко подавлены и испуганы. Это ни к чему, мне кажется.