Перейти к основному контенту
Современное искусство

Эрик Булатов: «Единственный серьезный критерий в искусстве – это время»

Парижская галерея Pièce Unique представила на ярмарке Art Paris Art Fair работы только одного художника: Эрика Булатова. Основатель соц-арта рассказал RFI о намеченной ретроспективе в Монако, своем отношении к Pussy Riot, а также о том, почему в искусстве должны произойти серьезные перемены.

Эрик Булатов
Эрик Булатов ©RFI
Реклама

RFI: Вы уже 30 лет живете в Европе. Вы себя ощущаете русским или французским художником?

Эрик Булатов: Нет-нет, я, конечно, русский художник. Русский художник, который живет и работает во Франции, что, конечно, накладывает свой отпечаток на мою жизнь и, по-видимому, на мою работу. Но я был и остаюсь русским художником, бесспорно. Мое сознание воспитано русской культурой, и никуда от этого мне не деться. И я не собираюсь от этого отказываться.

RFI: Вы – первый русский художник, у которого была персональная выставка в центре Помпиду. Сейчас мы с вами разговариваем под куполом Гран-Пале. Такие события, как эта большая ярмарка, остаются для вас важными? 

Эрик Булатов: Конечно, это всегда что-то значит. Это всегда событие. Но одно дело – крупная, серьезная персональная выставка в центре Помпиду, и другое дело – такая выставка, как эта. Это большая разница. К этой выставке я не могу относиться так же серьезно, как к выставке, которая была в центре Помпиду. В этом году у меня будет тоже такая же большая выставка – ретроспектива в Монако, в музее современного искусства. К этой выставке, конечно, я буду относиться серьезней.

RFI: Что для вас вообще современное искусство? Вот, например, здесь вам интересно? Вы следите за новыми художниками, за новыми русскими художниками?

Эрик Булатов: Я уже сейчас не могу сказать, что активно слежу за тем, что происходит среди молодых художников. Когда я был молодым, то, конечно, нужно было все видеть, все знать и ориентироваться во всем. Потому что везде могло быть что-то нужное для меня, чего я не знаю и не умею. А сейчас уже, собственно, что мог взять извне – взял, усвоил, поэтому я занят своими проблемами, которых у меня выше головы, и которых мне хватит до конца моей жизни. Конечно, интересно смотреть, что происходит, но большого творческого значения для меня это не имеет.

RFI: А следите ли вы за тем, что происходит в России, за российскими событиями? Вы регулярно бываете в Москве, у вас там сохранилась мастерская.

Эрик Булатов: Конечно, это меня касается, это меня волнует – то, что происходит в России. Это бесспорно.

RFI: Например, год назад была акция Pussy Riot в Храме Христа Спасителя. Вы слышали об этом?

Эрик Булатов: Да-да, я это знаю очень хорошо и отношусь к этому резко отрицательно. Я считаю, что это вообще к искусству не имеет никакого отношения, и какие бы то ни было выходки такого рода – это вещь для искусства очень вредная. Другое дело, когда реакция государства на такие вещи бывает бесчеловечной, тут невольно приходится сочувствовать тем людям, которые оказываются пострадавшими. Хотя никакой симпатии они у меня не вызывают.

RFI: А арт-группа «Война», которая тоже известна своими достаточно скандальными…

Эрик Булатов: Да-да, все это к искусству отношения не имеет, это несерьезно, поэтому это меня просто не интересует. Это выходки, это из области хулиганского поведения. Но это не имеет отношения к искусству.

RFI: А может ли вообще искусство быть политическим?

Эрик Булатов: Конечно, это же бывало, и много раз. О чем тут говорить. Искусство может иметь какое угодно направление. Но оно должно быть, прежде всего, искусством. А потом, оно может быть политическим и каким хотите.

RFI: Что для вас политическое искусство?

Эрик Булатов: Хотя бы тот же Маяковский. Вообще, в 20-е годы наш авангард очень был небезразличен к политической теме. Очень это в германском искусстве очевидно. Это совершенно не касается французского искусства, потому что французское искусство в этом смысле занимает совершенно другую позицию. Но это из области чисто национального менталитета, национальной культуры. В русской культуре есть предрасположенность, конечно, к тому, чтобы так или иначе как-то реагировать на политические события.

RFI: Например, ваш современник – Оскар Рабин, который тоже сейчас живет в Париже и тоже известен своими политическими высказываниями. 

Эрик Булатов: Видите ли, я никогда не участвовал ни в каких политических акциях. В отличие от Оскара Рабина, который действительно был нашим национальным героем, который очень активно в этом смысле себя вел, я считал, что именно мои картины должны говорить то, что я имею сказать. А как гражданин, как человек я себя вел самым незаметным образом, самым банальным, обычным. Именно потому, что для меня, в силу моего характера, невозможно быть и тем, и другим – и политическим деятелем, и художником. Я совершенно никогда не осуждал Оскара Рабина – он может, у него характер такой, что он в состоянии быть и тем, и другим. Я – нет. Мне нужно было бы бросать живопись, если бы я собирался стать диссидентом. Либо я должен был от этого отойти. У меня не было выбора, поскольку я точно знал, что я живопись бросить не могу. Это мое дело, это моя жизнь.

RFI: Сегодня в 2013-м году есть, на ваш взгляд, предрасположенность к какой-то новой волне, что-то будет меняться в искусстве, или наоборот, ощущение перенасыщенности? Столько всего – не знаешь, куда смотреть, за чем идти…

Эрик Булатов: Я думаю, что это связанные вещи. Именно ощущение перенасыщенности и говорит о том, что должны произойти серьезные перемены. Безусловно. Просто видно по отношению к зрителям: современное искусство не отвечает на те запросы, пожелания, которые предъявляет зритель. Тут должны быть какие-то очень серьезные изменения, и они, конечно, будут. Не должно быть этого рыночного диктата, который существует. Это очень вредная вещь для искусства. И, конечно, это не может вечно продолжаться.

RFI: От рыночного диктата, кажется, никуда не деться. Вы думаете, что он может исчезнуть?

Эрик Булатов: Все дело в том, что как раз можно от него деться. Моя жизнь и моя работа показывают и доказывают, что можно оставаться самим собой, не реагируя совершенно ни на что. Всегда находятся какие-то лакуны, какие-то вакуумы, потому что современное общество очень разнообразно. И очень много находится зрителей, которым то, что я делаю, нужно, интересно. Таким образом, я думаю, всякий художник может прожить.

Другое дело, что политика музейная, политика крупных, серьезных интернациональных выставок – все это проводится очень небольшой группой людей, которые владеют этим всем и постоянно суют зрителям в нос одни и те же имена, тот же самый набор. В этом смысле, контроль над искусством существует. Поэтому возникает ложное представление о том, что из себя представляет современное искусство. Мы вынуждены судить об этом по тому, что нам показывают. На самом деле, искусство вещь гораздо более сложная, и то, что является действительно по-настоящему основным в современном искусстве, выяснится очень-очень нескоро. Потому что единственный серьезный критерий в искусстве – это время. Оно не ошибается.

РассылкаПолучайте новости в реальном времени с помощью уведомлений RFI

Скачайте приложение RFI и следите за международными новостями

Поделиться :
Страница не найдена

Запрошенный вами контент более не доступен или не существует.