Французская журналистка Мадлен Леруайе оказалась в Москве 3,5 года назад, поняла, что "Москва - это не город, а амбиция" и написала об этом книгу. RFI поговорила с Мадлен о том, чем курицы отличаются от цесарок, Строгино от "Красного октября", а Болотная от площади Тахрир.
RFI: Сегодня мы будем говорить о книге, которая вышла в феврале этого года во французском издательстве Calmann-Lévy и которая по-французски называется «Une vie de pintade à Moscou» (на русский это довольно сложно перевести: «Жизнь курицы в Москве» или «Жизнь цесарки в Москве»). В гостях у «Литературного перекрестка» автор этой книги, французская журналистка Мадлен Леруайе. Мадлен, ну, так «курица» или «цесарка»?
Мадлен Леруайе: Цесарка. Потому что это точный концепт женщины в этой книге. Не курицы, не гусыни, не утки. Цесарки. Но цесарку не я придумала, а авторы этой серии книжек. Цесарка – это очень красивая курица, элегантная, которая живет в Африке, но в некоторых странах символизирует свободную женщину. Так что это все очень продумано.
RFI: Надо сказать, что в этой серии книг – книг о жизни «цесарок» - уже вышли книги про Берлин, про Лондон...
Мадлен Леруайе: Да, еще Нью-Йорк, Тегеран, Бейрут, Париж…
RFI: И вот сейчас – Москва. Давайте, начнем с того, как вы оказались в Москве и почему вы так хорошо говорите по-русски?
Мадлен Леруайе: Я оказалась там по работе. Потому что я – фрилансер, работаю на радио, для нескольких газет французских. И подумала: почему бы нет? Почему бы не Москва? А хорошо я говорю, потому что я живу в Москве.
RFI: Ну, это не всегда случается с французскими журналистами, которые там живут.
Мадлен Леруайе: Нет, но я работаю одна, без переводчика, без ассистента. Так что, да, приходится. Плюс, я много-много общалась с этими «цесарками». Мне было очень интересно рассказывать об этом городе именно с точки зрения женщины.
RFI: Вы помните ваше первое впечатление о Москве?
Мадлен Леруайе: Это было 10 лет тому назад. Как-то ничего не поняла. Даже на метро ехать было тяжело. Потому что я не ориентировалась. Это круглый город, я там потерялась. Шагала по Москве и потерялась.
Потом, женщины. Есть очень сильные клише: женщины не только элегантные, а почти вульгарные, особенно, 10-12 лет тому назад. Я помню, что на улице никто, я имею в виду, ни один мужчина, на меня не смотрел. Я была слишком проста. А, наоборот, женщины, девушки, с которыми я общалась, смотрели на меня: «А вы точно из Франции?». Потому что на мне были какие-то штаны непонятные. «Вы точно из Франции? Посмотрите, что у меня есть: вот эти духи – «Шанель»!». А я - как турист, очень плохо одета. Потом я немножко познакомилась с другой реальностью.
RFI: И что это за реальность? Что для вас Москва сейчас?
Мадлен Леруайе: Я надеюсь, что это понятно из этой книжки - я очень люблю этот город. Иногда, вернее, очень часто люди спрашивают: «А почему?». А я люблю этот ритм, креативность, энергию. Да, это очень сильно отличается от Парижа. Особенно наше поколение. Когда я приехала, мне было всего 23-24, я посмотрела вокруг себя: молодые люди начинают работать очень рано. И работать – это не значит «МакДоналдс», это, действительно, серьезная работа. Много амбиций, много всего. А потом, да, это дикий город. Это понятно.
RFI: Вы общались с таджикскими гастарбайтерами и с жителями Рублевки. Вы пишете про секс-шопы и про аборты, про СПИД и про модные журналы, которые читают хипстеры. Вы пишете про оппозицию и про рынки. Что для вас в этом городе самое важное? За что вы его любите?
Мадлен Леруайе: За многообразие, за людей. Потому что всегда можно познакомиться с очень интересными людьми. И сидя в «Жан-Жаке» или в кафешке там далеко в Строгино… да, многообразие. Точно.
RFI: Многие французские журналисты, которые приезжают в Москву, в принципе, не подозревают о существовании Строгино. Почему у вас появился интерес узнать о настоящей жизни москвичей?
Мадлен Леруайе: Потому что я хотела жить в Москве, а не в каком-то виртуальном городе. Потому что можно жить одинаково в Нью-Йорке, в Москве, в Париже. С какими-то деньгами, с каким-то комфортом можно. Но, во-первых, сначала этого комфорта у меня не было. Я – фрилансер, это значит, что сначала мои командировки – это были путешествия Москва-Петушки на электричке. Потом, да. Модная Москва. Я, естественно, ее очень люблю тоже, это все очень интересно, приятно жить немножко по-другому. «Красный Октябрь», все эти новые места, естественно, это мне нравится. Но это – не вся Москва, не вся реальность. Но, может быть, благодаря тоже книжке, я познакомилась и стала москвичкой. А раньше я, может быть, не была. Это был очень интересный проект, и мне удалось, в связи с этим, то, что я стала жить в Москве, а не в виртуальном городе. Экспат-город – нет, я не живу в экспат-городе.
RFI: "Женщины – это главное достоинство России". Эту фразу вам сказал Илья Осколков-Ценципер. Вы ее приводите в книге. Вы согласны с его утверждением?
Мадлен Леруайе: Да, я согласна. Я думаю, что многие женщины тоже думают так, хотя они предпочитали бы, чтобы это не было так. Действительно, женщины эту страну не только кормят, они просто все держат в своих руках. И это мне сразу стало понятно, когда я начинала делать какие-то репортажи – всегда женщины. Будь это репортаж, допустим, о тюрьме или об армии. Это очень интересно, потому что, с другой стороны, у вас общество довольно патриархальное. И как эти сильные женщины живут в этом патриархальном обществе – это очень интересно посмотреть и попытаться понять. Я не понимаю.
RFI: Вы пишете, например, что, в отличие от Франции, где все время обсуждается неравенство зарплаты между мужчинами и женщинами, где женщины зарабатывают гораздо меньше мужчин, русские женщины зарабатывают, наравне с мужчинами, порой и больше.
Мадлен Леруайе: Это есть. Я пишу, например, что женщин очень мало в советах директоров, но я не помню точно статистику, но, по-моему, больше 80% средних предпринимателей – это женщины. Так что, опять же, они держат всю эту страну. Все эти ларьки, киоски – это женщины.
RFI: При этом, в личной жизни не все так гладко. "30 лет, разведена, ребенок на руках – это фоторобот москвички", пишете вы. Среднестатистической москвички.
Мадлен Леруайе: Да. И, опять же, очень большая разница – мне сегодня 27 лет, я еще не вышла замуж, у меня еще нет детей, но все мои друзья и не только – они все или еще с мужем, если до 30, и с детьми. Такая большая разница. И потом, да, после развода – потому что у вас разводы симптоматичны, еще больше, мне кажется, чем в Париже. Потому что раньше. Не то, что в Париже люди не разводятся. Они разводятся, но попозже. А в Москве первый брак какой-то очень короткий. По моей оценке. И что потом? Одиночество. Жизнь в коллективе на работе, в офисе - опен-спейс, женский коллектив, и там много-много одиноких женщин.
RFI: При этом, в вашей книге вы пытаетесь избавиться от каких-то клише, присущих, в частности, французам, например, что каждая русская женщина непременно мечтает выйти замуж за иностранца.
Мадлен Леруайе: О, да! Я надеюсь, что сейчас это все очень ясно, по-моему, это миф. Может быть, это было. Наверное, это было в 90-х: выйти замуж за француза ради денег… Но вдруг страна открылась – и много-много возможностей.
Пожалуйста, не думайте, что все русские женщины хотят выйти замуж за иностранца. Статистика подтверждает то, что я говорю. И не только я.
RFI: Вы пишете, что Москва - город крайне вредный для здоровья и, в то же время, чрезвычайно притягательный. В последнее время стало модно говорить о «чемоданном настроении». Особенно это было модно еще до протестных митингов. В прошлом году все только и говорили о том, что пора валить. Сейчас, когда Путин победил на президентских выборах, возможно, это «чемоданное настроение» опять проснется. Что про это думают люди, с которыми вы общаетесь, например, в жан-жаковсокой тусовке? Хочется им уехать?
Мадлен Леруайе: Не знаю. Думаю, что сейчас это все немножко изменилось. Люди сказали: «Ну, да, он победил, да, не все сразу». Приходится работать. Сейчас есть, за что бороться. Люди поняли, что это не будет как-то в один месяц или три. Но мне кажется, жан-жаковская тусовка пока сидит. И не только сидит, она начинает действовать. Этого нет в книжке, но я это чувствую сейчас в Москве.
RFI: А вы были на всех протестных митингах? Стали ли они для вас неожиданностью?
Мадлен Леруайе: Да, 5-го, 10-го декабря – это был шок физический. И я помню одну статью корреспондентки «Нью-Йорк Таймс» - она писала об этом шоке. Потому что я в Москве больше трех лет, и все это время мы приходили снимать Триумфальную или день гнева- всегда максимум 50-60, 100-200 человек. Всё. А вот эта толпа – это было очень символично. Но это тяжело объяснить своим редакциям. То, что это не площадь Тахрир, это не Египет, это что-то другое, что именно – мы пока не знаем. Опять же, все это как-то очень быстро.
RFI: Вы пишете об абсурдности русского быта. Самих русских абсурдность собственного быта веселит. Но когда вы приехали в Москву и столкнулись с этой абсурдностью, вам было тяжело?
Мадлен Леруайе: Очень тяжело. Я не поняла. Потому что у меня еще не было этого опыта: я не умела смеяться. Когда хозяин квартиры не просто отказал, а взял и сдал мою студию кому-то другому… "Я ведь вам сказала «да»!". Но слово «да» ничего не значит, надо как-то подчеркнуть это слово деньгами. А я этого еще не знала. Сейчас знаю побольше. И плюс – у меня отличный хозяин. Да, абсурдность. Но следующий шаг – это уметь смеяться на этим.
RFI: Но есть какие-то вещи, которые по-прежнему мешают вам в московской жизни? Что вы не любите в Москве?
Мадлен Леруайе: Я не люблю отсутствия вежливости. Не знаю, сейчас я живу в одной квартире больше двух лет, и есть магазин внизу. Сейчас мы с продавцами общаемся, типа «здравствуйте», «как ваши дела?». Просто здравствуйте-спасибо. Но вот здравствуйте-спасибо – все это как-то очень долго. Вот я сейчас в Париже – я очень люблю: прихожу в аптеку – «здравствуйте, что вам надо? Ла-ла-ла, давайте, я вам помогу». Это очень приятно. Эта нежность – это очень приятно. А все остальное я люблю.
RFI: За эти три с половиной года какая-то усталость от этого города? Вам хочется там остаться или хочется уже уехать куда-то в другое место?
Мадлен Леруайе: Нет, хочется пока остаться. Посмотреть, что происходит с этим движением, с этой Болотной, куда она идет. Потом, сам город. Cейчас, все-таки, у меня больше друзей, хочется почаще на дачу, хочется немножко выезжать иногда. И вернуться. Потому что это очень сильный наркотик – Москва. Я люблю этот наркотик. Потребляю.
РассылкаПолучайте новости в реальном времени с помощью уведомлений RFI
Подписаться