Перейти к основному контенту
Литературный перекресток

Бруно Нивер - человек-оркестр

Опубликовано:

Бруно Нивер: «Я очень люблю русскую поэзию и, как ни странно, считаю, что я отчасти русский поэт».Изобретатель экстравагантных поэтических перформансов, циклов космической поэзии, художник, певец, актер и преподаватель МГУ Бруно Нивер уже давно живет в Москве, городе, который его вдохновляет.Есть еще не всем доступное пятое измерение, в котором обитает Бруно - поэзия. В ней сходятся все точки, поэтическому слову в исполнении Бруно Нивера подчиняются театр, музыка, рисунок и даже мода. О судьбах великих поэтов, жизни свободных художников в Москве 90-х годов, «стихокартинах» и «стихоплатьях», Бруно Нивер рассказал в интервью РФИ.

Бруно Нивер в спектакле  «Эльза, Арагон, Маяковский. Они встретились в Париже».
Бруно Нивер в спектакле «Эльза, Арагон, Маяковский. Они встретились в Париже». DR
Реклама

15:25

Интервью с поэтом, художником, певцом и актёром Бруно Нивером

Анна Строганова

Анна Строганова: Бруно, Вы уже больше 15 лет живете в Москве. Как французский поэт, родившийся в Париже, оказался в российской столице?

Бруно Нивер: Это, как и все в жизни поэта, случайность. Я приехал в Россию в 90-ых годах, до этого я много путешествовал по Европе. Когда я оказался в России, в Москве была особенная атмосфера. Tакой, я бы сказал, взрыв культуры. Я чувствовал огромную свободу творчества, в воздухе был оптимизм…
Вся эта творческая атмосфера вдохновляла, и я решил остаться в Москве, чтобы творить. Так что основная причина моего пребывания в России – это творчество.

А. С.: Каким Вам запомнилось это самое сумасшедшее время 90-х годов?

Бруно Нивер: Когда я приехал в Москву, хотя я не говорил или очень плохо говорил по-русски, я нашел публику, которой было очень интересно, что я делаю. Я выступал, например, в сквотах , таких разрушенных домах, потому что в Москве до середины 90-ых в центре было много разрушенных домов. Разрушенных в том смысле, что в них никто не жил, но дома были в более или менее нормальном состоянии, там было электричество, отопление и вода, и там поселились художники, разумеется, бесплатно. Мы устраивали там абсолютно безумные перформансы, спектакли, была огромная свобода творчества, плюс к этому все думали, что скоро наступит рай на земле, после падения коммунизма. Вся эта атмосфера, какое-то возвращение к футуризму, смесь направлений, смесь идей.

В эти времена я тоже занимался своим творчеством, например, делал перформансы в месте, которое называлось «у Петлюры» (это художник, который взял себе такое имя). У нас были барабанщики в костюмах XVII века, я декламировал стихи, кто-то танцевал или забирался на фортепьяно, смешивали все жанры. Я даже читал стихи в самых первых клубах, которые появились в Москве.

Было, например, такое место ПТЮЧ, первое и, может быть, единственное место в Москве, где была возможность слушать музыку техно. Это сейчас она очень популярна, а тогда она только появилась, поэтому ее слушали избранные: художники, люди искусства. Делали перформансы с этой музыкой. Все это было энергично и авангардно.

А. С.: Как вообще Вы оцениваете ныне существующие в Москве возможности для творчества?

Бруно Нивер: Знаете, я очень люблю Россию, и мне очень не хочется говорить плохие слова, но, к сожалению, сейчас проблема номер один – это то, что почему-то искусство стало связано с деньгами, а искусство не должно быть связано с деньгами.

Связано потому, что появилось такое понятие, что хороший спектакль, хороший перформанс, что-то хорошее в искусстве – это обязательно то, что приносит прибыль. А так быть не может.

Я только что вернулся с Авиньонского фестиваля, туда приезжают 1200 театральных трупп и ни к кому из них не приходит коммерческий успех. Единственная цель у всех – показать себя, и, может быть, продать свои спектакли, если найдутся заказчики. То есть искусством занимаются, потому что изначально это внутренняя необходимость, и потому что публика хочет это видеть и слушать. Это не бизнес.

Когда я приехал в Москву, я мог показывать свои перформансы со стихами и музыкой где угодно, стоило только сказать друзьям, они звонили своим друзьям, и через два дня вся Москва была в курсе. Сейчас это невозможно. Надо нанимать пиар, платить много денег. Другими словами, там, где было возможно все, стало невозможно практически ничего. К сожалению, это отражается на творчестве.

Конечно, не все потеряно, мне, все равно, продолжает нравиться Россия, Москва, но скорее для вдохновения. А для реализации моих проектов я сейчас, как ни странно, выбираю Францию. Это сложно, конечно, я вообще считаю, что русские люди более чувствительны к поэзии, чем французы, но все равно, в Париже очень много маленьких организаций, которые согласны взять на себя риск, показать спектакль, не зная заранее будет он успешным или нет. Конечно, можно делать исключительно коммерческие спектакли, но это, по-моему, не самый лучший путь.

А. С.: Если сравнивать Россию и Францию, то, в том, что касается поэтического творчества, Франция занимает скорее маргинальное положение. В России в 60-ые годы поэты собирали стадионы, сейчас если и не собирают, то, поэзия кажется весьма востребованной…

Бруно Нивер: Это другой вопрос. Русские люди, образованные и даже малообразованные, намного лучше знают поэзию, чувствуют и понимают ее лучше, чем французы. В принципе, статус поэта в России, даже, если в последнее время все сосредоточены на деньгах, намного интереснее, чем во Франции. Поэтому, когда меня спрашивают про планы, я говорю, что буду жить в России для вдохновения, а для реализации во Франции. Потому что, естественно, чтобы вдохновляться, надо быть там, где чувствуешь себя нужным.

А. С.: А что для Вас русская поэзия, как Вы ее для себя открыли? Кого из русских поэтов Вы больше всего цените?

Бруно Нивер: Когда я приехал в Россию, я взял Лермонтова и словарь. Я учил русский язык в школе, но говорил плохо. Собственно, так я и начал учить русский язык: со словарем и с Лермонтовым. У него очень прозрачный язык.

Потом я стал читать Гумилева, Пушкина, естественно, Блока… Очень люблю Блока, перевел его на французский. Делал в Париже спектакль о русской поэзии «Блок. Маяковский. Есенин».

В общем, вся классика. Из современных, не знаю… Из последних мне больше всего нравится Арсений Тарковский.  Я очень люблю русскую поэзию, много перевожу, и, в принципе, как ни странно, я считаю, что я отчасти русский поэт. Хоть я пишу на французском, я перевожу свои стихи на русский. Время покажет, пока рано об этом судить.

А. С.: Когда Вы начали писать стихи?

Бруно Нивер: Я начал писать стихи, когда влюбился, примерно в 14-15 лет. Я не мог понять, что со мной происходит, мне пришлось искать объяснений этому чувству.

А. С.: Недавно я узнала, что в средневековом Китае поэзия, музыка и живопись неотделимы, немыслимы друг без друга. Вы тоже смешиваете эти три вида искусства. Вы придумали новую форму визуальной поэзии – «стихокартины», соединяете живую джазовую импровизацию с декламацией стихов. Что Вам это дает?

Бруно Нивер: Я думаю, что, во-первых (это, кстати, связано с причиной, по которой я уехал в Россию), потому что я считал, что мне нужно искать разные пути выражения поэзии. Мне казалось, что одной письменной формы не достаточно. Мне очень долго не хотелось издавать книг, я делал только перформансы, декламировал стихи и считал, что издавать книгу, чтобы она лежала на полке не нужно. Я считал, что моя книга – это я.

В определенный момент, как раз, когда я чувствовал, что интерес к поэтическим чтениям даже в России немножко спадает, я стал искать новые формы, стал рисовать стихи. Назвал это «стихокартинами». Я их рисую каллиграфически, потом добавляю краски, появляется некая абстрактная картина. Одно стихотворение состоит из нескольких картин. Например, пять «стихокартин» - это одно стихотворение.

Потом, я придумал еще один эксперимент.

Одно из так называемых "стихоплатьев"
Одно из так называемых "стихоплатьев" DR

Попробовал создать эти «стихокартины» в объеме. Я нашел дизайнеров для того, чтобы создать «стихоплатья». Пока «стихокартины» проецировались на экран, выходили девушки в «стихоплатьях» и начинали танцевать, а я читал стихи, написанные на «стихоплатьях». Потому я брал уроки вокала и стал петь стихи.

Все это – попытка выразить свою поэзию разными видами искусства.

А. С.: В рамках года России во Франции, Вы привезли во Францию спектакль, придуманный и поставленный Вами еще в Москве, «Эльза, Арагон, Маяковский. Они встретились в Париже». Расскажите об этом спектакле.

Бруно Нивер: Этот спектакль, как и все в моем творчестве, родился случайно. Три года назад, музей Маяковского заказал мне спектакль об Арагоне на его юбилей. Я создал спектакль об Арагоне, где была Эльза Триоле (сестра Лили Брик, которая жила во Франции и в 1928-м году стала музой Арагона). Я читал стихи Арагона и пел песни Лео Ферре и Жан Ферра, написанные на стихи Арагона.

Потом, на юбилей Маяковского, я добавил в этот спектакль много нового о Маяковском, поэтому спектакль кардинально изменился.

Когда я привез спектакль во Францию, то тоже немножко его поменял, потому что в русской версии спектакля было очень много песен о Париже. А во французской версии Эльза говорит о русском Париже, потому что французам естественно русские в Париже интереснее, чем французские песни, которые все знают. Поэтому во французской версии спектакля, которую мы показывали в Париже в июне и покажем еще в ноябре в театре Марэ, появился «бал русских художников».

Когда я рассказал об этом в музее Маяковского, они сказали, а почему вы нам не показываете «бал русских художников», песни Вертинского, нам тоже интересно. Так что, может быть, теперь покажем эту французскую версию в сентябре или в октябре в Москве.

А. С.: А что Вас больше всего тронуло в судьбе Маяковского, Арагона, Эльзы?

Бруно Нивер: Во-первых, этот спектакль, конечно, так или иначе, обо мне, хотя я и не Маяковский, и не Арагон. Он обо мне в том смысле, что это история поэтов, судьба поэтов, это безумная любовь, которая не имеет грани и вдохновляет на абсолютно безумные стихи.

Во-вторых, это происходит между Парижем и Москвой. Совершенно случайно, (хотя, в жизни ничего случайного не бывает), все действие в Париже происходит на Монпарнассе, я как раз там родился.

Кроме этого, эта история Маяковского и Арагона интересна потому, что на двух этих поэтах после смерти осталось клеймо коммунизма. Очень часто их не читают и не понимают (а не понимают, потому что не читают). Во Франции говорят, Арагон, этот коммунист, сталинист, который нас в каком-то смысле предал, потому что мы верили в коммунизм, а он знал, что было при Сталине, а мы узнали только много лет спустя. Ему не прощают того, что он был коммунистом. Это очень глупо, потому что Арагон -великий поэт.

С Маяковским примерно тоже самое. Он тоже писал о революции, но скорее, мне кажется, как романтик. Это после его смерти из него сделали глашатая революции.
У них судьбы одинаковы.

И как ни странно, музы – сестры. Одна жила в Париже, другая в России. Эти музы-сестры их вдохновляли, вдохновляли, может быть, и политически каким-то образом, но в исторической перспективе это неважно. Вдохновляли, прежде всего, лирически. Интересно, что и при жизни и после смерти, их судьбы так похожи.

А. С.: Бруно, я хотела бы завершить наше интервью вашим стихотворением, если не возражаете.


Бруно Нивер
: Хорошо. Я прочитаю стихотворение о любви, которое называется «Женщина». Сначала на французском, а потом на русском.

La femme

I
La Femme est le meilleur argument contre la Flamme
C’est l’eau et le feu mêlés aux vapeurs d’un rêve éternel
Qui s’évapore

Gouttes de rosée
Ou perle de pluie
Tombant dans la nuit
Nuage qui fuit
Où l’Ombre arrosée
Parle de Soleil

La Femme est le meilleur argument contre l’Etoile
C’est l’eau et le feu mêlés aux vapeurs d’un rêve éternel
Qui s’évapore

Au Soleil des yeux
De Vénus – vers Dieu
Et l’ombre en allée
Qui cherche sa voile
Sur l’Océan - clé
De ma Destinée
Dans l’Eternité
D’un rêve - où la Fée
D’un rêve parfait
Parle de lumière
Eclairant la Terre

La Femme est le meilleur argument contre la Flamme

II

Dans tes yeux
Je brûle et je pleure
Des larmes d’Azur
Pareilles
A tes Yeux
Brûlant sur la mer
Que la nuit je vois briller dans le ciel
Pareils à l’Etoile d’or
Qui m’éclaire
Tombant dans la Nuit d’ombre couronnée
Pareille
A l’éclair
-De ma Destinée

 

Женщина

I
Женщина – это самый лучший аргумент против пламени.
Это огонь и вода, смешанные с паром вечного сна,
Который испаряется, превращаясь

В капли росы,
В жемчужину дождя,
Падая в ночи
Ускользающего облака,
Где влажная тень
Говорит о солнце.

Женщина – это самый лучший аргумент против звезд.
Это огонь и вода, смешанные с паром вечного сна,
Который испаряется

Под солнцем
Глаз Венеры – к Богу
И ускользающая тень
В поиске своего паруса
Над океаном – ключ
Моей судьбы
Вечности сна
Где фея сновидений
Говорит о свете,
Освещая землю.

Женщина – это самый лучший аргумент против пламени.

II

В твоих глазах
Я сгораю и плачу
Слезами лазоревыми,
Что подобны
Горящим над морем
Глазам твоим,
Мерцающим в небе ночном,
Как меня озаряющая
Золотая звезда,
Падая тенью
Увенчанной в ночь
Молнией моей судьбы.
 

РассылкаПолучайте новости в реальном времени с помощью уведомлений RFI

Скачайте приложение RFI и следите за международными новостями

Страница не найдена

Запрошенный вами контент более не доступен или не существует.