Президент ЮO Анатолий Бибилов: Цель моей политики — войти в состав РФ
10 лет назад, 8 августа, началась так называемая «Пятидневная война» — вооруженное противостояние России и Грузии в самопровозглашенном государстве Южная Осетия, или Цхинвальском регионе Грузии. Итогом войны стало признание Россией независимости Южной Осетии и разрыв дипломатических отношений с Тбилиси. В канун десятилетней годовщины тех событий Русская служба RFI поговорила с президентом Южной Осетии и участником боевых действий 2008 года Анатолием Бибиловым о причинах конфликта, перспективах независимости, а также о том, почему Южная Осетия готовится к новой войне.
Опубликовано:
Слушать - 16:56
RFI: Почему, на ваш взгляд, как человека военного, именно тогда это произошло? Что тогда случилось?
Анатолий Бибилов: Почему именно тогда и почему именно с Южной Осетией это произошло? На этот вопрос может ответить, наверное, только сам Михаил Саакашвили. Мы можем лишь догадываться и уже анализировать, почему произошло и что случилось, что было с этим связано. Во-первых, не связывать его с Олимпиадой, наверное, было бы неправильно — весь мир был зациклен на Олимпиаде в Пекине. Когда все внимание мирового сообщества сконцентрировано в одном месте, можно здесь какие-то пакости делать — для мира это пакость, а для самой Южной Осетии это большая трагедия. Поэтому, в первую очередь, — то, что на это никто не обратит внимание. Второе, я считаю, что [в Тбилиси] были уверены, что Россия никак не среагирует, промолчит. Я думаю, что Саакашвили был в этом уверен. Третье — я думаю, что Саакашвили в определенной степени был уверен в блицкриге, что в течение дня-двух он «наведет порядок». Я уверен, что он думал, что никто здесь, в Южной Осетии, сопротивления не окажет. Ну и четвертое — я думаю, что самому Саакашвили нужно было определенно поднять свой уже шатающийся авторитет — ведь было понятно: что-то не так идет, и ему нужна была какая-то победа — маленькая или большая, но победа. Он, наверное, думал, что, разобравшись с Абхазией и Южной Осетией, будет гораздо легче и можно будет там тоже продолжить наведение конституционного порядка. Вот коротко — что этому предшествовало.
Анатолий Бибилов о войне в Южной Осетии 2008 года
Этот конфликт начался не в 2008 году. С какого момента вы ведете отсчет этого противостояния?
Конечно, этот конфликт не начался в 2008 году, вы совершенно правы. Этот конфликт, по большому счету, начался в 1920 году. И, если уж углубляться в историю, то он начался как раз в 1920-х годах, когда Осетия была разделена на две части — на Северную и Южную Осетию соответственно. Северная Осетия тогда осталась в составе России, а вторую часть передали Грузии, мотивируя тем, что географически Осетия разделена на две части Кавказским хребтом, и, наверное, думали, что если осетины будут в политическом поле Грузии, тогда все будет нормально. На самом деле, это оказалось совершенно не так, потому что осетины всегда своей исторической родиной считали Россию — в 1774 году, когда осетинские послы ездили в Санкт-Петербург, просили царицу, чтобы Осетия вошла в состав Российской Империи — тогда не было ни Северной, ни Южной Осетии.
Дальше, когда пошли уже 30-е, 40-е годы, фактически каждые 10–15 лет были определенные напряженные моменты, когда осетины заявляли о том, что они не согласны жить в Грузинской ССР, а хотели бы возвратиться обратно, тогда уже в РСФСР. Фактически вся осетинская интеллигенция, которая была на позиции, что Осетия должна быть единой и в составе Российской Федерации, она вся была уничтожена. И вот каждые 10–15 лет эти конфликты были. Несмотря на то, что были совместные браки с грузинами, у меня у самого зять был грузин, который развелся со своей женой, когда уже все это было.
И когда вот этот, даже не патриотизм Грузии, патриотизмом там особо не пахло, а именно национализм начал зашкаливать, тогда уже надо было предпринимать серьезные действия. Эти серьезные действия начались в 1989-м году здесь, в Южной Осетии, когда грузинские войска вошли в Южную Осетию — даже не войска, а милиционеры, без погон, в каких-то непонятных шинелях, беретах, в фуражках без кокард — которые разгромили наш театр, парламент. В парламенте, где был огромный красивый старинный орган, они с балкона просто расстреливали — ну дикари! И тогда уже здесь начали самоорганизовываться группы, начали по районам города оказывать сопротивление вот этим непонятным войскам, которые вошли в Южную Осетию.
Потом было вхождение на рождество, убийства людей. И уже в 1989 году, когда еще Советский Союз гремел, в Южной Осетии фактически шла война, и руководство Советского Союза ничего не могло сделать — остановить этот уже явный национализм, шовинизм, который был уже ярко выражен в грузинском обществе, и мы получили хаос, который продолжался фактически до 2008 года.
Фактически с 1989 до 2008 года Южная Осетия уже была де-факто независимой от Грузии, самостоятельной. Что изменилось для Южной Осетии: жизнь фактически независимого государства до 2008 года и уже частично признанного после 2008?
Во-первых, я не совсем разделяю выражение «частично признанная». Все государства частично признаны. Разве любое государство может сказать, что оно признано всеми? Есть много стран, которые не всеми признаны. Поэтому понятие «частично признанная» мне, во-первых, режет ухо, потому что Южная Осетия стремилась не к признанию всем мировым сообществом, Южная Осетия с 1920-х годов, с момента разделения, была нацелена на то, чтобы возвратиться обратно в Российскую Федерацию. И в 1989, и в 1992 годах, и в 2008 году никто не думал, что мы должны быть независимыми и развиваться как независимое государство. И сегодня эти настроения в народе есть, и сегодня все хотят, чтобы мы были в Российской Федерации. Поэтому с понятием «частично признанная»я не согласен, но если оно живет, то пусть так и будет.
А вы как президент ставите целью своей политики вхождение в состав Российской Федерации?
Конечно, обязательно. Для меня важнее, чтобы народ Осетии был един — и в географическом, и в политическом, и в экономическом плане. Мне абсолютно не хочется, чтобы один народ развивался в разных векторах — ни к чему хорошему это не приведет.
Что касается разницы, я не знаю, сколько вы здесь находитесь по времени, но если вы походили по городу, то, во-первых, я уверен, что у вас никто не спрашивал документы, вам не указывали, куда идти, что писать (на третий день пребывания в Южной Осетии спецкорра RFI задержали сотрудники КГБ в Ленингоре и требовали показать записанные интервью. После получасового допроса и проверки документов отпустили — RFI). Что изменилось? Вот театр — был разрушен, а теперь новое здание. Вот новый фонтан. Вы видите, как ремонтируются дороги, как ремонтируются скверы, как строятся новые детские сады — вы все это видели. То есть разница большая. Наши дети больше не вздрагивают от взрывов, стрельбы больше нет, люди спокойно идут на работу, уверены, что они защищены — что может быть лучше? То, что мы с вами здесь сидим и спокойно разговариваем (интервью записывалось в парке перед зданием президентской администрации — RFI), это тоже дорогого стоит — не ожидаешь, что откуда-то сейчас прилетит.
В какой исторической перспективе вы рассматриваете возможность вхождения в состав Российской Федерации, на каких условиях?
Не может быть каких-то условий. В принципе, нам закон точно определяет, как субъект международного права может войти в ту же Российскую Федерацию. Он может войти путем проведения референдума, обращения к руководству России о вхождении в состав РФ. Далее идет рассмотрение — если принимается решение, то субъект входит как субъект Российской Федерации. Конечно, речи не может быть, что в случае, дай бог, вхождения в состав РФ, Осетия сразу объединится — конечно, нет. Потом в этих двух субъектах проводится референдум. Если осетины хотят — а они хотят — объединиться, то они объединяются в одну Осетию-Аланию, или без Осетии в Аланию, или как угодно — это уже сам народ определяет.
Что касается сегодняшнего состояния, то, конечно, если уж мы есть независимое государство, то сидеть, как мы сейчас, на лавочке и ждать, когда же Россия нас примет, конечно, это глупо. Поэтому все шаги, которые должен делать субъект международного права, мы делаем. Мы развиваем нашу внешнюю политику, мы развиваем наши отношения с теми государствами, которые для нас являются друзьями — вы знаете, что буквально недавно Южная Осетия была признана Сирийской Арабской Республикой, буквально с 23 по 25 июля я был с официальным визитом в Сирийской Арабской Республике. Мы много разговаривали с господином президентом Башаром Асадом. Те позиции, на которых стоит Сирия, нам абсолютно импонируют, потому что мы прошли через это. Конечно, мы разделяем их озабоченность и тревогу, и вот это главное. А развитие — оно будет. Развитие и стремление к вхождению в состав Российской Федерации у Осетии никто не отнимет.
► Экс-глава МИД Грузии Григол Вашадзе о конфликте в Осетии: Это навсегда
Сейчас у вас есть внешняя политика, сейчас у вас есть свое законодательство. В том, что касается налогов, оно намного привлекательнее того, что есть в России. Нет ли у вас опасения, что в составе России Южная Осетия просто потеряется?
Все в этой жизни относительно. Во-первых, я не знаю народов, которые бы в составе России потерялись. Наоборот, в составе Российской Федерации эти народы довольно хорошими темпами развиваются — развивается и национальная культура, развивается даже язык. Россия — не Америка, где могут исчезнуть индейцы. Россия — не то государство, которое делает все для того, чтобы в какой-то степени народы и национальности полностью ассимилировать, чтобы они стали русскими. Вот это разноцветие народностей и разноцветие национальностей как раз и составляют силу России. Поэтому говорить, что в составе России мы исчезнем или исчезнет наш язык, исчезнут наши обычаи, я считаю, это наибольшей глупостью, которую можно придумать против идеи объединения народа.
Что касается возможностей развития, я все-таки считаю, что возможностей в составе РФ гораздо больше. Несмотря на то, что у нас, допустим, налоговая система более щадящая, чем в Российской Федерации, все равно надо сравнивать: а какие возможности для развития бизнеса, любого развития есть у граждан Российской Федерации, которые проживают там, и какие условия есть здесь, в Южной Осетии. Если думать не о каких-то высоких материях, которые непонятно, где находятся и для чего они есть, а думать о нормальном развитии личности, общества и государства, тогда, конечно, для Южной Осетии гораздо лучше, важнее быть в составе Российской Федерации.
► 10 лет тишины: Грузия и Осетия после войны 2008 года — репортаж RFI
Вы знаете, что в Грузии есть Министерство по делам реинтеграции территорий. Все грузинские политики, вне зависимости от политической направленности, считают, что этот конфликт не закончен, и думают о том, как вернуть эти оккупированные территории в состав Грузии. Для Южной Осетии поставлена ли точка в этом конфликте и есть ли еще какие-то гипотетические возможности реинтеграции в состав Грузии?
То, что конфликт не закончен, это однозначно. В этом я с ними абсолютно согласен. То, что какие-то непонятные возможности для них, какие-то надежды на то, что когда-нибудь Южная Осетия будет в составе Грузии, это абсолютно глупо. Этого не будет никогда, как никогда не было до 1920 года. Те 70 лет, которые Южная Осетия была в составе Грузии, для них кажется, что это 70 веков. А нет, это всего лишь 70 непонятных для южных осетин лет, почему они находились в составе Грузии. Никакие силы в Южной Осетии не возьмут на себя роль объединения обратно Южной Осетии в это непонятное тогда образование — Грузинская ССР. На самом деле Грузинская ССР была образована силой. Никто не спрашивал ни у абхазского, ни у осетинского народов, хотят ли они быть в Грузии или не хотят. Тогда в договорах, которые были между Советским Союзом и его субъектами, четко говорилось: если ты хочешь выйти, то выходи. Мы воспользовались этим правом, мы ничего не сделали незаконного.
Но конфликт не закончен почему? Пока Грузия не подпишет меморандум о неприменении силы, у нас будет, во-первых, озабоченность этим, если выражаться дипломатическим языком. И, конечно, пока Грузия не признает Республику Южная Осетия, то этот конфликт, или война… Конфликт — это неправильное слово, конфликт может быть с соседями, один из которых у другого забрал 50 см земли, а здесь была все-таки полноценная война, боевые действия, здесь действовали вооруженные силы Грузии в полной их красе — со всей техникой: тяжелой, легкой, авиацией, артиллерией, и так далее, были полноценные боевые действия. Это было нападение на Южную Осетию, и для Южной Осетии это отечественная война, а не конфликт, агрессор, соответственно, — Грузия.
Так вот, первое, конечно же, — необходимо подписать меморандум о неприменении силы, если вы не подписываете, значит вы хотите на нас напасть. Конечно, это нас напрягает, и мы будем готовиться к этому. Второе — надо признать Республику Южная Осетия, и, в конце концов, третье — надо уже жить как соседи. Мы еще живем как враги. Давайте уже переходить из этого состояния в состояние добрососедских отношений, чтобы народ наконец начал жить — и народ Южной Осетии, и народ Грузии, чтобы они друг в друге не видели врагов. Чтобы мы были нормальными, добрыми соседями, и тогда можно сказать, что это противоречие и война и физически, и политически закончились.
РассылкаПолучайте новости в реальном времени с помощью уведомлений RFI
Подписаться