Посадить или перевоспитать: депутаты спорят о борьбе с экстремистами

После теракта в Ницце режим чрезвычайного положения во Франции был продлен на полгода. Новый текст закона усиливают уже действующие антитеррористические меры. На этом фоне в стране разгорается полемика о допустимых методах спецслужб в борьбе с терроризмом. Правая оппозиция обвиняют левое правительство в недостаточном обеспечении безопасности граждан. Социалисты в ответ напоминают о частных свободах и принципах правового государства. Внятного ответа на вопрос, как дальше противостоять террору, у политического истеблишмента пока нет.

Французские флаги, приспущенные в Ницце на следующий день после теракта, жертвами которого стали 84 человека. REUTERS/Eric Gaillard

Патрисия Адам, депутат от правящей Социалистической партии, председатель парламентской комиссии по обороне:

Мы приняли за два года два закона о спецслужбах. Мы также проголосовали за дополнительный бюджет для нашей внутренней безопасности, а также для вооруженных сил министерства обороны. Так что, да, мы приложили большое количество усилий.

Правые требуют от нас создать «французское Гуантанамо» для джихадистов, возвращающихся из Сирии и Ирака. Это вопрос, на который мы должны будем ответить. Возвращающихся джихадистов точно будут арестовывать и допрашивать. Некоторые из них несомненно вернутся с женами и детьми, которые пережили ужасы. Это настоящий вопрос, над которым сегодня работает и к которому готовится правительство.

Мы живем в правовом государстве, а ИГИЛ как раз добивается уничтожения нашего общества и демократии.

Что касается призыва президента Олланда записываться в резервисты, то мне кажется, что это правильно и необходимо. Мы уже давно работали над этим в рамках парламентской комиссии по обороне. В последние годы в ходе наших дебатов вставал вопрос и о возвращении обязательной службы в армии. Лично мне кажется, что в этом нет необходимости. Мобилизация резервистов в рядах МВД или армии мне кажется куда более адаптированной к нынешней ситуации.

Гийом Ларриве, депутат от оппозиционной фракции «Республиканцы», вице-президент парламентской комиссии по расследованию терактов 2015 года:

Мы сделали множество конкретных предложений для улучшения режима чрезвычайного положения. Часть из внесенных нами поправок была принята. В частности предложение об обыске багажа и автомобилей, который теперь будет возможен без судебного ордера.

Мы считаем, что самых опасных личностей, которые представляют собой прямую угрозу национальной безопасности и известны спецслужбам, нужно либо посадить в тюрьму, либо в качестве предупредительной меры поместить в специальные центры заключения. Премьер-министр Манюэль Вальс от этой поправки отказался. Я думаю, что это ошибка: юридическая, политическая и практическая ошибка. Нам необходимы такие центры заключения: во Франции больше десяти тысяч человек, которые известны спецслужбам своими радикальными взглядами.

Я полагаю, что помимо политических споров у политиков есть общая ответственность перед французами и перед историей. Тем не менее левые и правые — это не одно и то же.

Правовое государство не означает слабое государство. В режиме ЧП нет смысла, если этот режим не ставит своей задачей улучшение инструментов борьбы с терроризмом. Поэтому в рамках правового государства и под контролем представителей судебной системы нет ничего ненормального в том, чтобы ограничивать свободу врагов свободы.

Натали Гуле, сенатор-центрист, председатель парламентской комиссии по борьме с джихадизмом во Франции:

Режим чрезвычайного положения — это одно из возможных решений. Недостаточное и неудовлетворительное, но решение. Если бы у нас было правильное решение, мы бы уже давно его приняли.

За последние 15 лет было принято 15 антитеррористических законов. В течение последних нескольких лет их было принято, как минимум, три. Последний антитеррористический закон был принят 13 ноября 2014 года — ровно за год до «Батаклана». Так что у нас есть репрессивный арсенал, но это не то же самое, что чрезвычайное положение.

Что касается предложения о создании специальных центров заключения, то для кого их создавать? Для лиц, внесенных в «список S» (список лиц, потенциально представляющих угрозу для государственной безопасности — RFI)? Но «список S» — это необязательно люди, подозреваемые в радикализации или терроризме. Это могут, например, быть активисты-экологи или активисты профсоюзных движений. «Список S» — это не презумпция терроризма.

Мы живем в правовом государстве, и мы не можем просто так лишать свободы граждан, которые, во-первых, не совершали преступлений, во-вторых, делать это без суда. Это произвол.

Для предотвращения терактов спецслужбы должны работать над выявлением косвенных признаков террористов. Но чем больше вы выявляете косвенные признаки, тем сильнее вы посягаете на частные свободы. Это вечная история равновесия между безопасностью и свободой. Например, существуют специальные банковские программы, которые выявляют аномальные движения на счетах: если вы разом снимаете все деньги со счета, если вы покупаете предметы, которые могут послужить для создания бомбы, или арендуете три квартиры одновременно, ваш банк получает сигнал. Такая система есть в Израиле. Мы не можем превращать наше государство в диктатуру, но должны работать над выявлением косвенных признаков. Хотя в случае с терактом в Ницце, выявить их было невозможно.

Необходимы дополнительные человеческие и финансовые ресурсы, но главное, что нам нужно — это работа над предотвращением терактов. Нужно работать над восстановлением социальных связей с людьми, которые не чувствуют себя гражданами республики. Я не имею в виду случившееся в Ницце. Во Франции около десяти тысяч человек находятся в процессе радикализации. 40% из них недавно перешли в ислам. Необходима единая программа по восстановлению социальных связей. Это образовательные программы, рабочие места, включение в общественную и профессиональную жизнь и борьба с дискриминацией.