Постановщик театра «Romano Atmo» Петя Юрченко о цыганской философии и разговоре ногами

Гость нашей сегодняшней передачи «Новые французы» - совершенно мифический персонаж. Я так много слышала о Пете Юрченко, причем, от разных людей, и от людей, которые друг друга даже не знают, но потом выяснялось, что через вас они как-то знакомы, и всегда слышала только восхищенные отзывы. Поэтому мне уже очень-очень давно хотелось познакомиться. Итак, в гостях у нас Петя Юрченко – хореограф, постановщик и, как говорят французы, «créateur» - создатель.

Петя Юрченко (©www.dansetzigane.com)

Потому что Петя Юрченко – создатель в очень многих областях театральной жизни. Прежде всего, Петя Юрченко создал театр цыганского танца и песни, который называется «Romano Atmo», и который в 2014 году отпраздновал свое 20-летие.

Петя Юрченко: Правильно сказали. И «Romano Atmo», если перевести на французский – это l’âme tzigane, а если на русский, то – «цыганская душа». И это не театр танца и песни – нет, это театр танца, скорее всего. Конечно, мы приглашаем и певцов, и певиц, и музыкантов в нашу группу, но больше всего для меня интересен танец с театральным уклоном. Так как на сцене с сюжетом движение звучит по-другому, движение, живет по-другому. И ты его делаешь по-другому, с каким-то смыслом. Тогда движение получается живым. Поэтому лучше и точнее будет – это театр цыганского танца.

RFI: А сколько вас человек? Я видела на сайте представление вашей труппы, и там было написано, что люди, которые там участвуют, могут быть непрофессиональными танцорами. Сколько вас, и как к вам люди приходят в ваш театр?

В принципе, уже много лет назад я создал методу, которая идет сейчас в практике. Ко мне приходят разные люди – и люди, которые танцевали уже, и люди, которые имеют дипломы театральные или, допустим, из института кино, или танцоры профессиональные, или человек, который совсем никогда не танцевал и интересуется цыганским танцем, он может прийти ко мне, и я с ним поработаю, объясню. Человек берет уроки – естественно, это работа и работа. Не главное – сделать технически – раз, два – нет. Именно поймать эти нюансы цыганские, которым, кстати, ни в одном университете, ни в одном институте их не учат. Это от природы у цыган есть. Вот даже ничего цыган не кончал, кочевал, можно сказать. А музыку заиграли – все, это пошло, и пошло – изнутри это все идет.

27:40

Петя Юрченко: Когда цыгане танцуют, они разговаривают ногами

Поэтому человек, который приходит ко мне (чаще всего приходят ко мне французы, настоящие французы, то, что мы называем, цыгане – гадже. Гадже – это не цыгане, это не плохое слово, это, как у евреев, допустим, - гой, у цыган – это гаджио мужского рода, и гаджи – женского или в общем – гадже), они приходят ко мне, люди интересуются. Это же очень важно, чтобы об искусстве, которое ты преподаешь, о твоей культуре знали больше людей. Поэтому может прийти любой человек к нам, я его научу все равно танцевать по-цыгански.

Это такой дар, интуиция?

Я думаю, очень правильно вы сказали, что это интуиция. Конечно, цыганский танец – непростой танец, и база, которую я создал непростая. Все это на ритмах, все это на хлопушках. Как говорят французы, «exprimez un exercice et vivez l’instant» - прочувствовать это движение и прожить этот маленький нюанс жизни этого движения, чтобы он зажил. Для меня это – все равно, что маленькое растение берешь, ты его сажаешь и поливаешь, и оно растет, растет, растет. Так же в цыганском танце. Ты начинаешь – я ухватил, почувствовал, что – да, в человеке есть что-то такое, что я смогу из него… - и начинаем. Я думаю, что это в любом деле, когда начинаешь что-то с интересом, с желанием, все равно придешь к результату. Лишь бы было желание.

Вы создали именно методику преподавания цыганского танца. И, по-моему, вы были первый, кто это сделал. И, может быть, даже единственный в мире. Что это за методика?

Подобного пока не существует в танцевальном мире. Если мы возьмем все академии танца, и историю танцевальную, и все эти книги, которые есть, и методы, которые существуют – классика, джаз, contemporain – которые официальные, естественно, и преподаются в консерваториях, в институтах танца, то цыганский танец – ничего нет про него. Это все от народа, это все спонтанно.

С чего я начал эту методу? Это мой папа, моя мама, бабушка, дяди, тети. Когда часто к нам домой приезжали гости, а нас девять детей в семье (пять братьев и четыре сестры), то после одной-второй рюмки водки папа гордился показать, как дети танцуют или поют. Это было потрясающе, вот на этом я базируюсь. Моя мама после девяти детей, можете себе представить, женщина была немножко круглых форм, но когда она танцевала, то – ну, как пушинка шла. Этот вес ни о чем не говорил. Когда она делала эти маленькие чечеточки ногами и делала плечи, то скажешь – она летит. Вот это мне запомнилось, конечно.

Царствие им небесное – они сейчас наверху, и мама, и папа. Но то, что осталось в памяти, то, что я увидел, когда был маленьким – цыганские праздники, все это сейчас возвращается. В принципе, даже на этом я базирую мои новые хореографии, какие-то новые истории, и пишу про это. Так что так моя метода началась – по воспоминаниям от народа.

Урок цыганского танца с Петей Юрченко (©www.dansetzigane.com)

Конечно же, для любой методики нужно придумать лексику. Неважно, какой человек попал к тебе, нужно, чтобы он понял, что есть какая-то чечетка, это трапак, который по слуху, если мы разберем движение, он напоминает немножко скок лошади. Это «телега» - колесо может идти по грунтовой дороге и дает этот ритм. Это ветер, это речка, это собака – ну, все – из этого понемножку составляется и дается, в принципе, то, что ближе к народу к цыганскому, к искусству, к танцу. Не надо искать каких-то высоких материй. Нет, все есть – философия есть в народе, поэтому я стараюсь принести это в танец, стараюсь придумать новые движения, дать им названия. И все это настоящее, не синтетическое.

А трудно то, что приходит от вдохновения, от природы, от ветра, от колеса, вложить и дать какой-то термин и объяснить потом другим? Обычно, в преподавании танца вначале объясняют: есть такое-то движение, такое-то, как в классическом – вначале двигать ножкой, а потом уже вдохновляться.

Конечно, нет, непросто. Создать движение, придумать движение, одновременно вложить в него воспоминание или то, что я видел, когда был маленьким – нет, это, конечно же, непросто. Но, наверное, для этого я имею какое-то чувство или интуицию – я беру, допустим, лошадь, так это столько там можно придумать движений! Только надо вслушаться. Просто мы забыли немножко в сегодняшней эволюции жизни, мы даже в небо не смотрим. А небо – ночью такие звезды красивые! Мы забываем такую простую человеческую романтику, такую философию, которая была всегда и есть, просто общество, время, эволюция нас убивает.

Лошадей мы не видим...

Лошадей мы не видим, телеги не катятся, а все равно в памяти это осталось у меня, я этим живу, придумываю, и мне неплохо в новом обществе. Я могу говорить и на новом языке, и на языке танца. Потому что цыгане, когда они танцуют, они разговаривают ногами. Вот как!

Костюмы для спектаклей вы сами придумываете и даже сами шьете. Я о вас читала, что даже цвета и фасоны костюмов вы подбираете не только в зависимости от персонажа, но и от того, кто будет его носить. Как это?

А вот так: заходит человек, и ты видишь его. Так вот по-цыгански взглянул, с ног до головы – цвет кожи, цвет глаз – все, и у тебя в голове пошло работать. Да, я сам шью костюмы, подбираю цвета по отношению к персонажу, конечно. Просто внешне личность человека ты видишь. Но скажите, кто же может лучше придумать костюм или юбку, допустим, для танца, которая должна двигаться, фасон, как не хореограф, который ставит эти танцы? Я думаю, лучший, может быть, фантазер и лучший костюм придумает человек, который ставит эти танцы.

Это движение, юбка должна танцевать вместе с танцовщицей. Не только ноги, а костюм тоже у цыганки танцует. Это надо пронаблюдать, это есть, это так. И в этом есть какая-то магия тоже. Я могу так видеть человека и представить эту ткань и этот костюм на человеке, как он будет со сцены смотреться. Потому что не надо забывать, что на сцене это всегда свет, это лучи, это специальные эффекты. И человек, который сидит в зале, этот костюм совсем по-другому будет воспринимать, нежели те, кто стоит рядом с человеком. В этом разница есть. У меня есть этот нюх, это чувство – предвидеть костюм, как он может работать на сцене со светом. Это очень важно.

Я хотела бы поговорить о вас, о вашей судьбе. Как вы оказались во Франции, о вашем детстве. Вас было девять братьев и сестер. Вы родились на Украине?

Я родился в Донецке. Именно в Донецке, где сейчас - самая горячая точка в России и даже в мире, наверное.

У вас там остались родственники?

Родственники в Макеевке, в Горловке. Дальние родственники с папиной стороны. Это, конечно, ужасно то, что происходит, что мы слышим. В принципе, я горжусь тем, что я родился в Донецке. Спектакль "Память старого цыгана" - там есть сцена из военной жизни, то, что мне дедушка рассказывал, как и папа. Папа был подростком во время войны. Он и дедушка рассказывали, как немцы убивали цыган. Очень просто - когда раздевали до гола, отдельную группу ставили мужчин, отдельную группу - женщин с детьми возле огромной ямы, и они их расстреливали, и тела падали. Все это у меня отложилось в голове. И у меня есть в спектакле "Память старого цыгана", который будет с 31 марта по 4 апреля в Париже в театре Mesnilmontant в ХХ районе, эта сцена, которая для меня очень специальна по памяти, она очень дорогая.

Про цыган во время войны мало говорят. Говорят, но очень мало. Поэтому это, где-то, моя дань, я должен это сделать для моего народа. Я должен в моей работе, в моих танцах, в моих постановках я должен где-то это показать. Потому что это живет во мне. Когда я слышал, когда рассказывал дед и папа, подросток - я не знаю, там семь, восемь, десять лет - это все записалось, и навсегда. И потом, конечно же, то, что мы слышим про евреев и про всех людей, которые погибли во время войны, это ужасно.

И сейчас - Донецк. Мне так бы хотелось поехать в Донецк и показать мой спектакль. Просто бесплатно. Конечно же, в труппе больше французов, но я думаю, что они бы поехали со мной, и мы бы показали там этот спектакль. Для меня эта тема очень дорогая.

Темы бывают разные для спектаклей, для хореографий, но все это - из жизни. Если мы начали разговор об этом спектакле ("Память старого цыгана" – ред.), то в нем я рассказываю мою жизнь: как я приехал во Францию, как я начал танцы, как я стал (скажем смело) профессиональным человеком, как ко мне пришел первый ученик, как потом стало 50 учеников. Есть группа дебютантов, которые начинают танцевать, и есть люди, которые со мной уже 12-13 лет. Допустим, Алиса Дубровицкая - она пришла ко мне ребенком. Это была девочка 11 лет - немножко плечики зажатые, такая миленькая красотка. И теперь это молодая красивая девушка. Но как танцует она! По-моему, она от меня взяла все. И это только может быть моей гордостью, что у меня есть такие ученики. Я им часто говорю "берите, грубо говоря, жрите меня", я имею в виду, впитывайте все, что вы видите. Поэтому таких учеников я считаю своими детьми.

Вы говорили, что в вашей труппе много французов. А как они относятся к тому, что сейчас происходит во Фрации, в связи с разговорами о цыганах, об их высылке и т. д. ? Понятно, что это цыгане, которые приехали в последнее время из Румынии, из Болгарии, из других стран Восточной Европы. Но тем не менее французы на ваших уроках что-нибудь об этом говорят?

Конечно, мы обсуждаем, даже я обсуждаю эти темы иногда, когда мы читаем в журналах или видим по телевидению, как цыган убрали или сожгли их коробки там, где они живут, или их выгнали вообще из страны. Конечно, мы все это обсуждаем. Я бы хотел сказать: мне это больно как цыгану настоящему. Меня это волнует.

А французы что про это могут сказать? То, что они видели, то, что они читали в газетах, в журналах, то, что они видели по телевидению, то, что руководство страны делает - вот, что они слушают. Но я им стараюсь объяснять тоже - не надо равнять по одному цыгану всю нацию цыганскую. Не надо равнять по одному французу или одному русскому всю нацию. Я думаю, так же, как есть у французов и хорошие французы, и плохие французы. Не делай людям зла, и сам будешь нормально все это воспринимать. Почему их выгоняют?

У них нет документов.

Да, нет документов. Конечно, Европа открылась и - вперед цыгане! А цыгане всегда кочевали и ездили. Если сейчас кочуют самолетами, поездами, то раньше - лошадьми и телегами. Я видел даже передачу, где после цыганской остановки они оставили столько грязи, что я бы тоже сказал бы "Чавала, ромалы, давайте жить дружно! Если вы здесь, соблюдайте какие-то вещи, правила". Но это мелкие вещи. Конечно, есть цыгане, которые что-то воруют. Но это надо воспитывать как-то. Я думаю, что даже то, что я делаю своими танцами, это воспитание. В принципе, культура, воспитание культуры - это всегда было самым сильным оружием. Нет у меня такого: "раз он цыган, значит, я за него" - нет. Если ты цыган хороший, то, как раньше мы говорили, будь человеком. Не может быть по-другому. Если ты делаешь плохо, значит и результат, и ответ такой должен быть.

Поэтому этот вопрос - конечно, политика. Тут даже и думать не надо. В любой стране по-разному относятся к цыганам. Если взять Россию, допустим, со времен царя Николая, цыгане уже танцевали и пели, были артистами, то, извините, мы находим в документах - во Франции «здесь остановка цыган-кочевников запрещена». Но это уже прошло, сегодня мы живем в другом мире, Европа открыла границы - и посыпались цыгане со всей Европы.

Но у меня сложилось такое впечатление: раньше, когда Европа начала открываться, пока страны эти вошли, первыми настоящими евпропейцами были цыгане. Потому что они ездили везде - из страны в страну. Наверное, это самый первый европейский народ. Самый космополитичный - это цыгане. Я так думаю. Потому уже начали открываться границы, все мы можем выезжать из Франции в Германию, в Испанию и т. д. и т. д.

А вы во Францию приехали давно, почему вы в Париже остались?

Почему я остался в Париже - вопрос интересный, конечно. Вы немножко затрагиваете мою личную жизнь, но я поделюсь с вами кое-какими вещами. В 1988 году были гастроли московского цыганского театра "Ромэн", откуда я и пошел...

Уточню: где Петя Юрченко был самым молодым актером.

Это уж точно - я поступил туда в 15 с половиной лет, и все это началось. Потрясающе. Но это отдельная книга и отдельный разговор. Короче, я с 16 лет в театре "Ромэн", потом начали выезжать. До Франции мы уже были в Японии, в Югославии и в Индии. И мы приехали во Францию в 1988 году, были гастроли, мы работали два месяца в театре Magador и привозили спектакль "Мы - цыгане". Конечно, главным режиссером тогда уже был Николай Алексеевич Сличенко. Прошли гастроли отлично, мы имели большой успех во Франции. И, честно говоря, Франция мне не очень понравилась. Париж мне не понравился. До этого я поездил немножко, увидел Японию, которая для меня стала, наверное, одной из самых интересных стран. Может быть, потому что она непохожа на другие страны. Все-таки Франция - это три с половиной часа от Москвы, и Европа - она похожа очень на нас, она близка нам.

И, в то же время, вам не понравилась?

Нет, не понравилась мне Франция, честно говоря. И я уехал. Но, прежде чем уехать, я познакомился с одной танцовщицей классического танца, которой я дал десять частных уроков здесь, в Париже. Я уехал назад - гастроли кончились - в Москву. Она начала писать, звонить, влюбилась - и я вернулся. Вернулся в Париж по приглашению. Начал работать, конечно, в ресторане "Балалайка" - раньше был такой ресторан, сейчас он закрыт. Его держал Марк де Лучек - известный гитарист и певец. И, в принципе, через него все музыканты, которые приезжали в Париж жить или работать, все начинали почему-то с этого ресторана.

Это легендарное место было. Сейчас, к сожалению, его закрыли. Вот и я приехал, познакомился с другой женщиной - ну, цыган! Когда я поставил досточку в ресторане, начал на ней выстукивать мою чечетку цыганскую - в Париже, в принципе, не было такого еще. Ну, пели в ресторанах, играли музыку, но чтобы кто-то выходил с маленькой дощечкой, ставил ее посередине сцены и начал выбивать свою чечетку - это смог сделать я. Ну, и публика пошла. Ну, и заговорили. Ну, и женился. Ну, и остался.

То есть, не было такой цели первоначально - жить в Париже, культурной столице мира?

Нет. Абсолютно не было такой идеи.

А сейчас как вам Париж после всех этих лет жизни? Не жалеете, что именно Париж?

Я здесь уже 25 лет - в этом году будет 25 лет. Я думаю, что, наверное, останусь здесь до конца моей жизни. Я знаю, я чувствую, что я никогда не буду настоящим французом - нет. Я - цыган из России. У меня два паспорта - я не бросил русскую национальность, но я приобрел тоже французскую. Наоборот, это французы мне предложили, "давайте, бросайте русскую национальность, вот вам французская". Но зачем, если я не по политической уехал? Я артист. Я хочу, чтобы мой танец увидели и узнали во Франции, в Англии, в Германии, я не знаю - в Америке. В принципе, то, что я и делаю: даю стажи, мастер-классы в разных странах. Но Франция - это для меня всегда... как говорят, человек привыкает. Неважно, где он родился, ведь сегодня мир такой стал, что я могу родиться в одной стране, работать в другой стране. В принципе, три с половиной часа самолетом - меня это не удаляет от России. Москва-Владивосток - намного дальше. Я здесь обустроился, я здесь живу.

Вы себя чувствуете цыганским французом или французским цыганом?

Нет, я себя чувствую цыганом из России. Я не знаю, как это звучит, но все мы - в гостях. У меня это - все равно, что я бы переехал из Москвы в Ростов-на-Дону - 1000 км, или в Париж, или во Владивосток. Наверное, в этом тоже кровь говорит цыганская.

В гостях у RFI был хореограф, постановщик и руководитель театра цыганского танца "Romanо Atmо" Петя Юрченко.