Белорусский правозащитник Андрей Полуда: «Смертная казнь — советское наследие»

Беларусь остается единственной европейской страной, в которой выносятся и приводятся в исполнение смертные приговоры. Белорусские и международные правозащитные организации регулярно проводят информационные кампании против смертной казни, пытаясь подтолкнуть общество к осуждению этого вида наказания, а власть — к введению на него моратория, а затем и к полной его отмене. По приглашению правозащитной организации Amnesty International в Париже в апреле 2018 побывал правозащитник Андрей Полуда, координатор кампании «Правозащитники против смертной казни в Беларуси». Он рассказал RFI о том, как нарушается в стране право на жизнь, а также о том, как влияет применение смертной казни на общественное сознание.

Kоординатор кампании «Правозащитники против смертной казни в Беларуси» Андрей Полуда Amnesty International

10:00

Андрей Полуда: «Смертная казнь — советское наследие»

Гелия Певзнер

С момента обретения Беларусью независимости в стране было приведено в исполнение около 400 смертных приговоров. Разговор, который состоялся после пресс-конференции Андрея Полуды в Париже, 12 апреля, начался с оглашения этих цифр, а также с вопроса о том, сколько еще человек в настоящее время ожидают применения смертного приговора.

Андрей Полуда: «Шесть человек сейчас находятся в коридорах смерти, из них пять могут быть расстреляны в любой момент, мы никогда не знаем, когда это произойдет, потому что на национальном уровне они прошли все этапы обжалования, возможности защиты своих прав. Один человек находится в процессе этого обжалования, поэтому приговор в его отношении пока еще не может быть приведен в исполнение.

Применение смертной казни предполагают 13 статей, из них две могут применяться только в военное время, то есть фактически в мирное время — 11 статей. Но, как правило, работающих только две. Одна связана с убийством, и ее правоприменительная практика — это убийство двух или нескольких человек, либо убийство при отягчающих обстоятельствах. Годовщина теракта в минском метро — единственный случай, когда по статье „теракт” было приговорено два человека.

Теракт был страшной трагедией для нашего общества, потому что мы до этого, слава богу, с этим не сталкивались. Было достаточно много жертв — 15 человек, более 300 человек пострадавших во время этого взрыва. Но у нас, правозащитников, да и вообще у общества в целом, возникло очень много вопросов относительно тех людей, которые были приговорены к смертной казни. Общество не считало, что судебный процесс был прозрачным, что это были действительно те люди, которые совершили это преступление.

Я могу привести пример: Любовь Ковалева, мать одного из приговоренных к смертной казни, сама из Витебска — это более 300 километров от Минска. Судебный процесс был долгим — два-три месяца, она жила в Минске в семье людей, которые пострадали во время взрыва в минском метро. Я думаю, что это очень показательно, как общество это воспринимало. Она сама потом говорила: если бы люди действительно думали, что это совершил мой сын, я бы по улице не смогла пройти, не то чтобы иметь поддержку других людей, которые непосредственно пострадали во время этого взрыва. Ну и потом было принято решение комитетом ООН по правам человека в отношении Владислава Ковалева, который с тех пор уже расстрелян, о том, что были нарушены его права на жизнь, но это никак не повлияло на его судьбу и на судьбу его близких — им и тело не было выдано, и информации практически никакой».

Кроме прав самих осужденных нарушаются и права их родственников. Андрей Полуда, в частности, подчеркнул, что семьям никогда не выдаются тела расстрелянных

Андрей Полуда: «Тела никогда не выдаются — это наследие Советского Союза. Все инструкции, вся система сохранилась с тех времен. Как я предполагаю, изучив этот вопрос, это было сделано в советское время для того, чтобы скрывать размеры репрессий.

Совсем недавно точно такая же ситуация была с женщиной — у нее посылку приняли, пришло письмо „спасибо за посылку”, а оказалось, что ее сын (уже расстрелян — RFI)… Она говорит, что еще тогда ее удивило — обычно он писал: „Спасибо, мамочка”, а потом сопоставила… То же самое было в советское время. Например, у нас имеются свидетельства — в Беларуси есть книга, где напечатан рассказ одной женщины, которая 12 лет носила передачи — сигареты, какие-то продукты питания, а оказалось, что ее сын был расстрелян, а передачи у нее продолжали принимать. Поэтому это еще те традиции, они как-то укоренились и живут, и никто не думал, чтобы что-то поменять».

Смертный приговор в Беларуси приводится в исполнение в течение года, а иногда и в течение трех месяцев после его вынесения. При подобной практике судопроизводства нет возможности исправить судебные ошибки, которые, конечно, случаются.

Андрей Полуда: «У нас была стратегическая тяжба. Михаил Гладкий — человек, которому инкриминировали убийство сразу двух человек — матери и брата. Как правило, как я уже говорил, по правоприменительной практике у нас он мог бы быть приговорен к смертной казни, но потом в ходе следствия ему инкриминировали убийство только брата, якобы брат убил мать, а он убил за это брата. Ему дали около 10 лет лишения свободы, он их отбыл, а потом выяснилось, что убийство совсем не он совершил, а другой человек, его потом приговорили к смертной казни и с тех пор уже расстреляли. Михаил Гладкий потерял семью, работу, и, самое главное, он даже не получил никакой компенсации от государства. У нас на сайте этот кейс описан более подробно. Государство, кстати, признало, что „вы были осуждены ошибочно, извините, вы сейчас оправданы”. То есть это показатель того, что судебные ошибки, конечно же, есть, но если бы его все-таки осудили за убийство двух человек, его бы расстреляли. У нас расстреливают в течение года после вынесения смертного приговора, или вот как по случаю в минском метро — в течение трех месяцев. Говорить о точном количестве (судебных ошибок — RFI) сложно, но то, что они есть, это факт. Они есть на том уровне, где происходят административные процессы, где люди получают по 2–3 года, 5–10 лет. Почему их не может быть там, где выносится смертная казнь?»

И, наконец, самый важный вопрос коснулся того, как влияет существование смертной казни на белорусское общество, и можно ли надеяться, что смертная казнь в Беларуси будет в конце концов отменена.

Андрей Полуда: «Наличие смертной казни очень сильно раскручивает спираль ненависти, которая существует в обществе. Наличие смертной казни делает наше общество более жестоким, менее восприимчивым и менее человечным. Если государство убивает, подает такой пример, то почему это не могут сделать другие? Человек воспринимает, что это норма. Если посмотреть материалы в СМИ, под которыми разрешены комментарии — там просто язык ненависти. Мы же не говорим, что у нас всегда невиновных расстреливают. Конечно, есть люди, которые не являются белыми и пушистыми. Но мы считаем, что есть другие альтернативы наказанию, нежели просто убийство одного человека другим.

Скажу о надеждах — надежды есть. Наверное, было бы очень сложно заниматься этой трудной темой — а я ей давно занимаюсь. Если потерять надежду, то вообще очень трудно этим вопросом заниматься. Вы знаете, такое ощущение иногда, что как будто работаешь с обреченными людьми, в отношении которых решение будет все равно одно и то же. Это очень сложно, потому что очень часто происходит персонализация.

О перспективах — я уже говорил, что сейчас обсуждается вопрос референдума, и мне кажется, очень сильно все зависит в том числе от внешних факторов, от внешнего давления, от условий, которые будет ставить ЕС. Беларусь сейчас геополитически пытается балансировать между Россией и ЕС, и возможно, что в ближайшее время власти примут решение на референдуме, чтобы президент не принимал решение. Конечно, имеются достаточно серьезные западные рычаги, я имею в виду, когда повестку прав человека связывают с какими-то экономическими инвестициями, это, конечно, достаточно влияет. Но и общественные организации очень сильно влияют, такие как Amnesty International, Международная федерация по правам человека FIDH — правительство смотрит, белорусское министерство иностранных дел смотрит на критику, которая звучит из уст общественных организаций, потому что они также влияют на правительства своих стран.

Очень важна солидарность. Когда ты чувствуешь, что не варишься постоянно в собственном соку, когда ты видишь, что это тоже беспокоит людей в мире и что для них эти вопросы важны… Выросло целое поколение людей, которые могут принимать решения на референдуме. В целом общество у нас гуманизируется, конечно, — я думаю, это общемировые тенденции, хотя опять же это вопрос эмоциональный, и говорить о том, что может быть принято какое-то однозначное решение против смертной казни, нельзя. С другой стороны, я более чем уверен, что, если политическая воля будет и будет принято политическое решение, у нас в стране не будет массовых мероприятий, забастовок с требованием вернуть смертную казнь. Возможно, в ближайшей перспективе это все-таки будет решено, хотя загадывать очень сложно, все может поменяться в любой момент, и официально пока никто ничего не сказал».