«Давайте простимся светло». Не стало Марка Захарова

Новое поколение уже вряд ли поймет, чем был для нас Марк Захаров. Тот порыв к свободе, который мы ощущали после его спектаклей, не сравнить ни с чем. Это как если голодаешь, голодаешь, и вдруг тебе сразу — пирожное, воздушное, самое лучшее. А потом еще одно — другое, но такое же изысканное, вкуснейшее.

Марк Захаров (фото с сайта Ленкома) lenkom.ru

03:51

Давайте простимся светло

Екатерина Барабаш

Марк Захаров стал для нас таким пирожным. Он появился как раз во время так называемого театрального бума в Советском Союзе, и не сказать, что он был единственным талантливым и смелым. Были Товстоногов, Любимов, Ефремов. Но «Ленком» в 70-е стал для столичного театрального пространства примерно тем же, чем в 50-е стал «Современник».

Сейчас даже нет слов, чтобы описать взрыв в мозгах и в душе от его «Тиля», «Звезды и смерти Хоакина Мурьеты», «Юноны и Авось», «Жестоких игр»... Эти шумные — в самом прямом смысле слова, с музыкой и грохотом – спектакли открывали какой-то совершенно другой, незнакомый мир. В этом захаровском мире колотилось столько энергии, что, уходя со спектакля, каждый из зрителей уносил ее с собой, сохраняя до следующего спектакля, а в «Ленкоме» ее все равно становилось все больше. «А что — так можно было?!» — изумлялись мы, глядя, как вроде бы несложные прописные истины про любовь и свободу расцвечены такими яркими красками, такими резкими, порой даже нахальными, песнями, музыкой, такой беззастенчивой детской уверенностью в своем превосходстве над серостью и обыденностью, что торопели даже самые стойкие. Захаров переносил нас в какую-то другую реальность, которая была необходима нам, живущим в затхлом подобии ада. Мы шли в «Ленком», в БДТ, на Таганку, как идут странники пустыни к оазису.

Для нас, не слишком искушенных в театральных изысках, стало откровением, что, оказывается, можно о важном говорить не только с выражением хмурого мессианства на лице. Герои захаровских спектаклей решали тяжелые жизненные проблемы то вися вниз головой, то ерничая, то танцуя и крича. Уже само по себе это было немыслимое вольнодумство, за которое мы всегда будем благодарны Марку Анатольевичу. За Янковского, Караченцова, Абдулова, Леонова, Пельтцер, Збруева, Чурикову — тоже.

За Григория Горина – отдельно. Это был словно богом благословленный тандем, рождающий один за другим безупречные в литературной основе и потом — в постановке — произведения. После смерти Горина в «Ленкоме» и в самом Марке Анатольевиче что-то надломилось, для театра и для Захарова это была трагедия. Потом один за другим ушли лучшие, еще молодые — Абдулов, Янковский, Караченцов. Это было начало медленной смерти театра, которую мужественный Захаров понимал и с которой не желал смириться. Он продолжал вести театр, как раненый капитан ведет свое судно, невзирая на все шторма.

Сейчас ему многие не хотят простить того, что в перестройку он картинно сжег свой партбилет, а в последние годы стал адептом нынешней власти. Захаров не был адептом власти, хотя и считал нужным в последние годы жизни ее поддерживать — не оголтело, не шумно, не несясь впереди паровоза. Он был живой человек и совершал ошибки, но все-таки он не был первым учеником.

Помните финальную песню фильма «Обыкновенное чудо», которую поет Андрей Миронов? «Давайте негромко, давайте вполголоса, давайте простимся светло»…